Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века
Шрифт:
Вместе с тем исследование судебной практики полковых кригсрехтов показывает, что задолго до издания Жалованной грамоты служащие дворяне имели исключительную привилегию в отношении применения к ним санкций военного законодательства. Формулярные списки свидетельствуют о том, что даже рядовые из дворян не подвергались смертной казни, а также к ним почти не применялись санкции, предусматривавшие телесные наказания, которые широко использовались в отношении военнослужащих, принадлежавших к другим сословиям.
Дж. Кип, указывая на смягчение военного судопроизводства после смерти Петра I, задается вопросом: не было ли подобное изменение следствием давления снизу? Он отмечает при этом, что только систематическое исследование судебной практики позволит решить эту проблему{1275}. Наше исследование показало, что еще в первой половине XVIII века полковые суды Оренбургского корпуса учитывали принадлежность обвиняемого к дворянскому сословию. Судебное законодательство и судебная практика расходились в применении системы наказаний. И инициатива по фактическому игнорированию законодательства исходила от полковых судов, то есть, по выражению Кипа, «снизу».
Систематическое нарушение законодательства судебными учреждениями в отношении дворянства не было новым явлением. Американский историк Валери Кивельсон в своей работе о политической культуре провинциального дворянства
5.
ИСКУССТВО ЖИЗНИ: КУЛЬТУРА, БЫТ И «ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ НРАВЫ»
Елена Нигметовна Марасинова.
«Приключения, в свете бывающие»: Эпизоды повседневной жизни провинциального дворянина второй половины XVIII века
(по Полному собранию законов Российской империи) [199]
199
Исследование выполнено в рамках программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Историко-культурное наследие и духовные ценности России».
«Губерния», «деревня», «усадьба»
Во второй половине XVIII века понятие «провинция» встречалось преимущественно в официальных документах, регламентирующих административное управление так или иначе удаленных от столицы районов, и было лишено какого-либо оценочного оттенка. Так, в законодательных актах речь шла о «провинциальных городах», «провинциях», «городовых провинциальных и надворных судьях» и тому подобном {1277} . В том же сугубо нейтральном бюрократическом значении воспроизводился термин «провинция» и в источниках личного происхождения. Мемуаристы упоминали «южные», «северные», «бунтующие» провинции, когда касались вопросов регионального деления империи {1278} . [200] В то же время язык мемуаров, писем, художественной литературы обнаруживает, что понятие «провинция» в значении особой социальной среды, отличающейся от центра и столицы по образу жизни людей, было малоупотребительным и еще только входило в словарь бытовой речи. В повседневности для определения местности, в той или иной степени удаленной от столицы, значительно чаще использовались такие слова, как «деревня» {1279} , [201] «губерния», «уезд», «имение», «волость», «дача», «хозяйство» и «усадьба» — последняя, в частности, нередко отождествлялась с «садом» или «домом» [202] . Данная лексическая ситуация свидетельствует, что сама дихотомия «центр — провинция» имела особый смысл именно для владельцев загородных усадеб, помещиков, уездного и губернского дворянства. Очевидно, что содержание понятий «провинция», «провинциальный» отличалось от современного и формировалось под воздействием реалий социальной жизни, прежде всего представителей высшего сословия. Условно выделяемый в историографии слой «провинциального дворянства» имеет довольно размытые критерии определения и представляется весьма мобильной по своему составу группой. Уездный дворянин мог отправиться на службу в столицу, а крупный вельможа оказаться в опале в своем имении в Саратовской губернии. Детальное изучение быта, культуры, нравов дворян, так или иначе связанных с периферией или постоянно проживающих в удалении от центра, позволит расширить представление о социальной истории высшего сословия и в целом сделает более объемной картину жизни русского общества второй половины XVIII века.
200
Ср., например: «Наконец, издан был в тот же день первый о вступлении императрицы краткий манифест и с оным, и с предписаниями что делать, разосланы всюду, во все провинции и к предводителям заграничной армии курьеры» (Болотов А. Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Т. 2. М, 1993. С. 171).
201
Наибольший интерес представляют статьи Деревня, Деревенский, Деревенщина, Захолустье. Показательно, что понятие «захолустье» распространялось преимущественно на отдаленные районы города.
202
Е.Р. Дашкова воспоминала: «Когда мы подъезжали к Троицкому, где каждый из моих слуг имел жену, мать, детей или приятелей, нами овладел безграничный восторг. К вечеру я услышала восторженные возгласы: перед нами струилась река Протва, текущая в моем имении. Кучер первым приветствовал ее знакомые воды. При этой первой встрече с родной землей я выбросила последние деньги из кошелька» (Записки княгини Е.Р. Дашковой). «Князь Н.В. Репнин совершенно пользуется отпуском своим на два года, приехал уже в Москву, — сообщал И.В. Страхов последние новости А.Р. Воронцову, — и намерен отправиться сим же зимним путем в Воронежскую свою деревню и жить в оной. Князь А.А. Вяземский поехал отсюда 1 числа сего месяца в Москву, а оттуда в Пензенскую свою деревню и к Царицынским водам и обещал своим подчиненным непременно возвратиться к должности своей в Сентябре месяце» (И.В. Страхов — А.Р. Воронцову, февраль 1787 г. //Архив князя Воронцова. Кн. 14. М., 1879. С. 473). «Милостивый госу[дарь] Петр Васильевич! — писал архитектор Н.А. Львов П.В. Лопухину, — Введенское ваше таково, что я замерз было на возвышении, где вы дом строить назначаете, от удовольствия, смотря на окрестность; и 24 градуса мороза насилу победили мое любопытство. Каково же должно быть летом? […] Правда, что возвышение, под усадьбу назначенное, имеет прекрасные виды, с обеих сторон красивый лес» (Н.А. Львов — П.В. Лопухину, [1799] // Львов Н.А. Избранные сочинения / Вступ. ст., сост. и коммент. К.Ю. Лаппо-Данилевского. Кельн; Веймар; Вена; СПб., 1994. С. 350). А.А. Безбородко, начиная строительство новой усадьбы, признавался: «Под сим понимай — дом, сад, церковь, фоб» (цит. по: Евангулова
Провинции посвящено огромное количество работ самых разнообразных жанров: в эссе, сюжетных зарисовках, краеведческих изысканиях, культурологических и искусствоведческих статьях, теоретико-методологических рассуждениях и, наконец, в фундаментальных монографических исследованиях специалисты пытаются воссоздать жизнь на периферии и осмыслить феномен русской провинции{1280}. Во всем обилии материалов, подходов и точек зрения можно выделить несколько насущных узловых исследовательских проблем, одной из которых является вопрос о подборе информативных источников и методах реконструкции внетекстовой реальности на основе исторических текстов. Изучение жизни провинциального дворянина, его взаимоотношений с властью и обществом возможно на основе данных самых различных документов. Полное собрание законов Российской империи (далее: ПСЗ) предстает в этом ряду как особый и по-своему уникальный источник. Задача данной работы состоит в том, чтобы выявить специфику отражения информации о повседневности в законодательных актах. Полученные сведения будут проанализированы с целью расширения наших представлений об образе жизни русской провинции второй половины XVIII века, а также о различных социальных типажах провинциальных дворян этого времени. Кроме того, важнейшим исследовательским мотивом этой статьи стало стремление воспроизвести реальные, иногда курьезные, иногда печальные, обстоятельства жизни обычных людей, чьи судьбы волею случая оказались запечатленными на страницах ПСЗ.
Следует отметить, что ПСЗ в данном ракурсе практически не использовалось, в то время как законодательные акты второй половины XVIII века можно признать ценнейшим свидетельством именно повседневной жизни современников. В ПСЗ были включены как законы, так и подзаконные акты, четкое разграничение которых отсутствовало в русской правовой науке первой половины XIX века. В предисловии к изданию Михаил Михайлович Сперанский писал:
В состав сего Собрания под именем законов вмещены, по порядку времени, все постановления, ко всегдашнему исполнению от верховной власти или именем ее от учрежденных ею мест и правительств происшедшие, без всякого изъятия [203] . При сем не было допускаемо различия между законами, ныне действующими, и законами, отмененными {1281} .
203
Безусловно, определенные группы законодательных актов не вошли в ПСЗ. Во-первых, ряд законов, сохранившихся в архивах Петербурга и Москвы, так и не был учтен (см. об этом, например: Карпович Е.П. О Полном Собрании Законов Российской империи // Русская старина. 1874. № 6. С. 408–440; из последних работ см.: Кодан СВ. Юридическая политика Российского государства в 1800–1850-е гг. Екатеринбург, 2004; Renaud N.D. The Legal Force of the 1832 Svod Zakonov // Sudebnik. Vol. 2. 1997. P. 83–124). Во-вторых, по высочайшему решению императора Николая I не подлежали всеобщей огласке законы, появившиеся вследствие исключительных обстоятельств (в частности: Манифест о вступлении на престол императрицы Екатерины II. 6 июля 1762. СПб., 1762). Кроме того, исключались из собрания некоторые законы, касавшиеся отдельных лиц, в том числе о награждениях, назначениях на должность и тому подобные, а также указы о внутреннем распорядке в тех или иных присутственных местах. Однако, как уже отмечалось, это правило далеко не всегда соблюдалось, и многие акты частного характера были опубликованы, поскольку представляли ценность с точки зрения характеристики нравов прошлого (см. об этом также: Майков П.М. О своде законов Российской империи. СПб., 1906).
Таким образом, были опубликованы уложения, уставы, грамоты, наказы, инструкции, манифесты, мнения, акты неюридического характера, отдельные временные и частные распоряжения, а также судебные решения, которые служили образцом для аналогичных дел [204] . Эта множественность нормативного материала иногда оценивается современными специалистами в области права как свидетельство недостаточного развития юриспруденции первой половины XIX века, что повлекло за собой серьезные погрешности издания {1282} . В действительности же стремление опубликовать возможно больший массив документов было связано не с расплывчатыми критериями отбора, а с принципиальной позицией Сперанского, который справедливо видел в законе важнейший источник не только по истории государства, но и по истории сознания, образа жизни, быта прошлых эпох.
204
«Каждый закон напечатан от слова до слова, как он находится в подлиннике, или в печатных экземплярах, изданных от правительства» (Там же. С. XXIV).
Бывают также в производстве дел случаи, коих начало относится к происшествиям, давно уже протекшим […] Распоряжения, по существу своему частные и случайные, но по историческому их достоинству важные, сохранены в Собрании как памятник того века, как указание общественных его нравов, как изображение гражданской его жизни{1283}.
Закон и казус
Законодательство не только содержит важнейшие сведения по социально-экономической и политической истории, но и воссоздает содержание государственной идеологии, особенности самосознания и саморепрезентации власти, а также образ подданных в восприятии престола. Именно в законодательстве отчетливо выражена позиция правительства и идеальное представление монархии о развитии общества.
Одновременно основной массив исходящих от престола документов, в том числе и указов, касающихся провинциального дворянства, был рассчитан не просто на провозглашение, но и на непосредственную реализацию и потому включал те или иные механизмы воздействия на подданных, без лояльности которых невозможно результативное осуществление высочайших предписаний. В текстах указов косвенно отразились важнейшие механизмы влияния на мотивационную сферу личности современников, что было особенно важно в условиях слабости и малочисленности административного аппарата. Несмотря на веру в могущество высочайшей воли, воплощенной в указах, власть прекрасно понимала, что нельзя надеяться на автоматическое выполнение всех обнародованных законов. «Законодательные основания долженствуют управлять людьми», — сказано было в Наказе генерал-прокурору при Комиссии о составлении проекта нового Уложения{1284}.