Двойная бездна
Шрифт:
«О чем ты думал раньше?» — печально спросила совесть.
Он никому не сказал, куда и для чего едет. Просто в отпуск, развеяться, насытиться фруктами, загореть дочерна и отдохнуть от этой чертовой хирургии.
Валентина встретила его в аэропорту, они узнали друг друга издали. Фотография, какой бы она ни была, никогда не передает живого человека — лишь застывшее мгновение, пусть самое распрекрасное, но одно-единственное, не передающее ни жеста, ни голоса, ни характера человека. Чумаков не разочаровался, он всегда был готов к худшему. Валентина понравилась ему сразу — молчаливая сдержанная
У Валентины была своя машина «Жигули», приглашая, она открыла переднюю дверку, Чумаков бросил чемодан на заднее сиденье. Путь был долгий, прямое шоссе, проложенное в степи, поблескивало размягченным от жары асфальтом, надо было о чем-то говорить, и первый диалог давался нелегко. Она спросила, не устал ли он с дороги, он вежливо поблагодарил и вытащил из портфеля кедровую ветку с шишками —: сибирский сувенир.
Простые вопросы, ответы на которые ровно ничего не значат — о погоде, о поселках, мимо которых проезжали, об урожае яблок в этом году — ритуал общения, первоначальная скованность. Они были не просто попутчиками, они искали дорогу друг к другу и кое-что выяснили в эти первые часы, когда жаркий пустынный ветер врывался в открытые окна, ровно гудел мотор и машина мягко катила вдоль редких пыльных тополей.
Недаром в своем объявлении Валентина поставила условие — трезвенник. Ее бывший муж не был подзаборным забулдыгой, но это, пожалуй, лишь осложняло их прежние отношения. Он возглавлял крупный завод, да и сама она занимала далеко не последнее место в социальной лесенке — руководитель рыбоводческой станции, ихтиолог. Как-то на заводе произошла авария, а директор в это время не выходил из запоя… Был суд, сейчас муж Далеко и вернется не скоро. Впрочем, теперь они разведены, она свободна, но от такой свободы хоть в петлю лезь… Нет, она не произнесла этих слов, Чумаков лишь уловил по интонации, что так оно и есть.
И он подумал, что его собственная хваленая свобода тоже в тягость ему.
Он вдыхал густой полынный воздух, вглядывался в мутный горизонт — где-то там, на неразличимой грани степи и неба, угадывались горы, вскоре они обозначались более четко, и вот, синие, размытые дымкой жары, с белыми шапками нетающих снегов, они встали над озером, и пыльный, накаленный солнцем городок замелькал одноэтажными домами Чумаков ни разу не был в этих краях, и на него, сибиряка весь этот унылый пейзаж подействовал угнетающе.
Уже потом, обжившись и притерпевшись, он понял нехитрую истину: земля всюду прекрасна. По-своему, по-разному — тундра, тайга, пустыня, равнины и горы — все это неповторимо.
Ее дом был окружен садом. Виноградные лозы, обремененные сизыми гроздьями, яблоки, большие, как дыни, и персики, крупные, как яблоки; ухоженные грядки, где кабачки и сладкий перец уживались с привычными помидорами.
— Простите, — сказала Валентина, — я не призналась сразу. У меня есть сын. Правда…
Чумаков ободряюще улыбнулся и она закончила:
— Он болен, это что-то наследственное. У него не свертывается кровь. Нет-нет, он очень милый мальчик, умный и добрый.
«Гемофилия, — тут же
— Я рад, что у вас есть сын. Я люблю пацанов. Нет неизлечимых болезней, есть нерадивые доктора.
Мальчик лет десяти лежал на животе посреди комнаты, смотрел телевизор, читал книгу, пил лимонад из запотевшей бутылки — все это одновременно. К тому же он не забывал болтать ногами, дразнить котенка и почесывать черноволосую голову.
«Совсем как мой сынишка, — нежно подумал Чумаков. — Такой же юный оболтус».
— Айдар, — сказала Валентина, — у нас гость. Познакомься, это — Василий Никитич. Он поживет у нас. Ты не против?
— А он волокет в голубях? — спросил Айдар, хитро щурясь на Чумакова.
— Еще бы! — уверенно соврал Чумаков. — С детства гонял по крышам.
— Тогда мы поладим, — сказал мальчик и отвернулся.
— Не сердитесь на него, — шепнула Валентина, — он души не чает в зверях и птицах.
Она провела Чумакова в маленькую комнату, где стояла узкая койка, у окна — письменный стол и мягкое кресло, книжный шкаф, на стене висела карта республики.
— Это здесь, — сказал Чумаков, ткнув пальцем в маленькую точку у голубого пятна озера.
— Будете жить в этой комнате. Второй месяц нет дождей. По ночам душно. Вы не отчаивайтесь. Поначалу мне тоже было тяжело. Ведь я не местная, а сейчас привыкла. Мне здесь нравится.
Потом был старательно и любовно приготовленный ужин. Чумаков давно отвык от вкусной домашней еды, от красивой посуды, накрахмаленных салфеток в вазочке — ни первая, ни вторая жена не баловали его домашним уютом. Из своей спартанской жизни он вдруг окунулся в спокойный, размеренный домашний быт, его разморило от сытой пищи, хорошего вина, духоты, он вышел в сад, — закурил, вглядываясь в быстро надвигающуюся темень южной ночи, где-то рядом плескалось озеро, сдержанно гудел завод, незнакомая птица мягко прошелестела крыльями.
«Ну и занесло меня, — улыбнулся про себя Чумаков. — Совсем другая жизнь… А что, может быть, и останусь здесь навсегда. Привыкну, освоюсь, забуду Галю. Свежие персики по утрам, теплое озеро, добрая умная женщина, славный сынишка. Буду гонять голубей, ловить рыбу, а работу найду всегда…»
Валентина пожелала ему спокойной ночи и ушла в другую комнату. Он лежал на белейшей простыне, смотрел в потолок и раздумывал вот над чем: ждет она его или нет? Встать, пройти крадучись в ее комнату, осторожно присесть на краешек кровати и дотронуться до плеча… А если она обидится и прогонит его? А если наоборот — не спит и ждет от него первого шага? Он прикидывал про себя так и эдак, пока не разозлился.
«Мужик я или не мужик? Ведь не ей же первой приходить?»
Тогда он встал и, морщась от звука скрипучих половиц, открыл дверь в ее спальню.
Было темно и тихо. Он не знал, где находится ее кровать, и поэтому сказал шепотом:
— Валя, это я.
Щелкнул выключатель, загорелся ночник, Валентина приподняла голову и спокойно смотрела, как Чумаков подходит к ней и садится у изголовья.
— Пока не надо, — сказала она, — хорошо? Мы должны привыкнуть друг к другу.
— Хорошо, — облегченно улыбнулся Чумаков. — Не спится на новом месте. Давайте на «ты». Так легче.