Двойная звезда
Шрифт:
Нина говорила очень убедительно и даже радостно. Но одному Богу известно, чего ей это стоило! Щемило не столько в сердце, сколько во всем теле - сдавило горло и грудь, перехватило дыхание и свело в кулак желудок. Она и сама удивилась такой реакции организма на то, что давно знала: Виктор предназначен только для одной женщины на всем белом свете. И эта женщина, увы, не она... Ну почему же такая несправедливость? Ходит где-то рядом совершенно посторонняя барышня, знать не знает о существовании Виктора Иванцова, а он сгорает от неземной любви к ней! Она, может, даже и не красавица. Может, даже и вовсе откровенный крокодил - ведь и возраст-то уже приличный, может, она выглядит совершеннейшей старухой! Но вот ведь ирония судьбы: будь она даже страшнее атомной бомбы и ужаснее собаки Баскервилей, будь она ровесницей динозавров и диплодоков - для Виктора
Добывать информацию пришлось Виктору - ему не раз уже доводилось общаться с государственными органами, в бизнесе без такого общения далеко не уедешь. Недолго думая, он отправился в ближайшее отделение милиции, к первому случившемуся на рабочем месте оперуполномоченному. Им оказался старший лейтенант Школьник, рано облысевший коротышка с малоподходящей для милиционера фамилией. Школьник не был учеником в своем деле, в органах проработал уже лет десять. За это время успешно научился ненавидеть посетителей и презирать вообще всех людишек, не являющихся его прямыми коллегами. Непрямых же коллег ненавидел тем более сильно, чем выше его самого стояли они на иерархической лестнице государственного значения. Также он успешно освоил науку взимания мзды за место у старушек, мирно торгующих сигаретами на разнос у подземного перехода. Плата взималась теми же сигаретами, причем самыми дорогими из имеющихся у бабушек в ассортименте - с каждой по две пачки "Парламента" или "Данхилла". По-видимому, зрение у Школьника было неважнецким, ну не видел он мелких буквочек, предупреждающих его о вреде курения. В упор не видел. Это ничего, не пришлось бы только однажды, надев очки, прочесть: "А ведь Минздрав предупреждал..."
Говорил Школьник на русско-украинском наречии, почему-то прозванном в народе суржиком. Причем, если в устах народной украинской героини Верки Сердючки это звучало довольно мило, органично и непосредственно, то Школьник изрыгал нечто маловразумительное, шипящее и булькающее одновременно. От его речи к горлу посетителя подкатывала тошнота, и хотелось немедленно съесть кусочек лимона без сахара, что бы избавиться от дурноты. Конечно, проще всего было бы покинуть этот кабинет, и никогда больше не слышать "сладкоголосого сирена", но это позже, а пока...
Прежде, чем изложить хозяину кабинета причину своего в нем появления, Виктор выложил на стол откровенно раскрытый конверт. При этом из конверта чуть не выпали, весьма эффектно зацепившись за отогнутый бортик, несколько живописных зелененьких бумажек. Глядя на портреты чужих президентов, маленькие глазки Школьника стали масляными, он нетерпеливо облизнул вмиг пересохшие губы.
– Чим могу допомогты?
– залебезил он перед посетителем.
Не успел Виктор и рта раскрыть, как дверь с жалобным скрипом приоткрылась и в кабинет заглянула оплывшая голова. На вторжение непрошенного гостя Школьник прореагировал несколько неадекватно. Он подпрыгнул на стуле, рухнул грудью на обшарпанную столешницу, пытаясь своими телесами прикрыть от чужого любопытного взгляда драгоценный конверт и только после этого взглянул на посмевшего нарушить его покой. Узнав странного посетителя, заверещал срывающимся голосом:
– Вон отсюдова!
Голова на мгновение скрылась, но тут же вернулась на прежнее место:
– Ну как же так, начальник! Червонец же...
Было это произнесено таким тоном, что сразу становилось понятно: червонец, независимо от того, что с ним произошло, был очень дорог обладателю оплывшей головы.
– Да не чипала вона твого червонца, не чипала!
– Школьник подскочил к двери и пытался мощной грудью выпихнуть непрошенного гостя из кабинета.
– Ящук,
– Вона думала, шо то твоя визитка! И йды вже, зарады Бога, у меня вже невров на тебя не хватае. Из-за таких, як ты, Ящук, мне на одного тики нервапатолога працюваты приходыться. Уйди, гад, пожалей моих сироток...
Ему уже почти удалось выпихнуть посетителя за дверь, но в последний момент голова вновь прорвалась в кабинет:
– Дык жеж червонец!
– Воооооон!
– от возмущения Школьник затопал ногами.
– Вооон!
На сей раз голова Ящука исчезла, видимо, испугавшись гнева "начальника". Старший лейтенант, отерев рукавом форменного кителя взопревший лоб, обратился к сочувствию таинственного посетителя:
– Бачитэ, с кем приходыться работать? Отребье, пьянь! Все невры истрепали, мерзавчикы!
– вернулся к столу и быстрым жестом, не пересчитывая купюр, сбросил конверт в ящик стола.
– Так чим могу допомогты?
– Я хочу найти одну женщину, но о ней мне известно только то, что она живет в Киеве и дата ее рождения - семнадцатое апреля 1967 года. И я очень надеюсь на вашу помощь, - Виктору был крайне неприятен старший лейтенант, но он мог существенно облегчить поиск "Звезды", значит, надо немного потерпеть эту омерзительную рожу. В принципе, эта рожа была не омерзительнее всех остальных работников правоохранительных органов, с которыми Виктору когда-либо приходилось иметь дело. Видимо, ему фатально не везло, потому что на его пути упорно не попадались подтянутые, образованные, интеллигентные милиционеры, которых у нас показывают в кино. А может, все дело в том, что был он в подобных заведениях гостем нечастым? Так, было в ранней юности пару приводов за драку на танцах - так это ж когда было! Правда, судя по Школьнику, с тех пор милицейские кадры мало изменились...
Школьник не стал выпендриваться, мол, это задачка не из легких, это ж сколько информации придется перелопатить... Видимо, количество заветных бумажек приятно удивило и даже обрадовало нашего славного работника милиции. Он тут же снял трубку допотопного черного телефона, просвистел в нее невидимому собеседнику свою просьбу-требование, выслушав ответ, любезно, чуть не стелясь, сказал посетителю:
– Ранише, як за два часа, не зробят - уж надто багато може буть таких жинок. Жаль, шо вам так мало звисно о разыскиваемой, наче б я змог знайти ее швыдше. Зайдыть через дви годыны. Чи, може, скажете, куды передать информацию?
– я всэ зроблю, если треба, сам лично вам ее принесу в указанэ мисце. Если хочите, можете располагать мною в дальнейших пошуках, чи ще шось треба будэ - дык вы уж обращайтесь, завжды буду радый допомогты...
– Спасибо, пока больше ничего. Я подойду через пару часов, - речь "стража порядка" "ласкала слух" и бросала в дрожь. Но показывать свои чувства не следовало, по крайней мере - не на этом этапе, ведь Школьник еще может не раз пригодиться. Виктор встал со скрипучего казенного стула и молча вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой расхлябанную дверь.
Чем скоротать два часа ожидания в чужом городе? Нина ушла побродить по магазинам, приглядеться и прикинуть, чем можно заманить всех рожденных семнадцатого апреля 1967 года киевлянок в определенный день и час в определенное место. Виктор вернулся в гостиницу, попытался было читать "Деловой вестник", но прочитанная информация не усваивалась в голове, тут же улетучиваясь прочь. Виктор отложил газету в сторону и решил таки позвонить флотскому другу Витьке Семидольскому. Он и так затянул с этим звонком. Быть в Киеве и даже не позвонить Доле - этому никакая "Звезда" не может быть оправданием!
Трубку взяли с первого же звонка:
– Говорите, Вас слушают, - недовольным Долиным голосом провещала трубка.
– Привет водолазам!
– без особого энтузиазма поздоровался Виктор с давним другом. В ответ - тишина. И лишь спустя несколько мгновений:
– Иванек, дружище, неужто ты? Жив, курилка! А я уж переживал, не случилось ли чего. Ты куда пропал, братишка? Ты откуда звонишь?
– вопросы сыпались один за другим.