Двойная звезда
Шрифт:
Выпроводив Андрея, Светлана бросилась на кровать. Хотелось рыдать, но слез не было. Света уже давно разучилась делать некоторые вещи, которые раньше не требовали от нее ни малейших усилий. Например, раньше для того, чтобы заплакать, ей достаточно было не только посмотреть какую-нибудь особо душераздирающую мелодраму, а просто вспомнить, например, день, когда Иришка появилась на свет. Как ее впервые принесли на кормление. Или, например, как она научилась говорить букву "Р". Она до пяти лет не умела ее выговаривать, упорно "лыкая" в нужных местах. А потом вдруг прибежала с улицы и крикнула маме:
– Смотли - И-ррррррриша, И-рррррррриша!
"Р"
Раньше, вспоминая этот эпизод, Светлана непременно залилась бы слезами счастья от неземной любви к маленькому существу, слепленному до последнего ноготочка из ее плоти и крови. А теперь только улыбнулась едва заметно уголком губ. Нет, она положительно разучилась плакать. Так же, как и есть, как спать. Как, наверное, даже любить... Света ведь уже не была уверена, что еще способна любить. Она была так обессилена, что даже не могла думать о том, как дороги ей Иришка с Олегом, Виктор. В душе почти единолично поселилась пустота, лишь изредка впуская туда любимых. И то все реже и реже... И желаний у нее не осталось никаких, кроме как скорее уйти, отдохнуть от суеты мирской. Но о покое приходилось только мечтать. Она не могла отдохнуть, даже когда домашние расходились по делам и она оставалась одна. Вот и сейчас опять кого-то принесло. Кто-то упорно звонит в дверь, не обращая внимания на нежелание хозяйки открывать. Звонок, хоть и музыкальный, но врывался в воспаленный немощью мозг так резко и болезненно, что, как ни хотелось Светке остаться в постели, а пришлось опять тащиться в прихожую.
На пороге стояла Ирина Станиславовна. Светлана отошла в сторону, пропуская незваную гостью. А у самой не осталось даже сил для приветствия.
– Здравствуйте, Света, - официально произнесла Ирина Станиславовна.
– Простите, что без приглашения...
Света по-прежнему молчала, повернулась и пошла потихоньку в комнату, к любимому некогда креслу, ведь теперь сил не хватало даже на сидячее положение, а потому большую часть времени Света отлеживалась в постели или на диване.
Ирина Станиславовна приняла ее поведение за весьма своеобразное приглашение пройти и присесть. Так она и поступила. Присела во второе кресло и продолжила:
– Деточка, ваши игры зашли слишком далеко. Я долго не хотела верить во всю эту астрологическую чепуху, но теперь стало видно невооруженным глазом, что все это правда. Вы очень плохо выглядите, Света. Простите мне мою откровенность, но не могу лгать. Я действительно напугана вашим внешним видом. Должна сообщить вам, что Витя тоже чувствует себя не лучшим образом. Но по сравнению с вами выглядит довольно неплохо, именно поэтому я отказывалась верить во все эти пророчества. Теперь я понимаю, насколько была неправа в прошлый раз. Я приношу вам официальные извинения: простите мне мою горячность. Я не хотела вас обидеть, Света. Сама не знаю, что на меня нашло. Так глупо все вышло...
Глупо?! Светлане хотелось кричать и топать ногами, но не было сил. Глупо? Ни за что, ни про что оскорбила ее до глубины души, да еще в присутствии любимого человека! Назвала едва ли не шлюхой, а теперь не знает, что на нее нашло?! Да, наверное, надо бы ее простить, но почему-то не получается -
Светлана устало сидела в кресле, опустив голову. Если визит Андрея ее даже заинтересовал на первом этапе, то нынешняя гостья начала раздражать еще до своего появления в ее доме, растормошив несчастную звонком. И речи ее почему-то казались Свете совершенно неискренними: вот вроде и просит прощения гостья, а ни теплоты, ни сожаления о высказанном оскорблении в голосе совершенно не чувствуется.
Приняв молчание хозяйки за почтительное внимание, Ирина Станиславовна продолжила свою речь:
– Вы, Светочка, уже достаточно наигрались в благородство, набили себе цену и в глазах моего сына, и в моих собственных. Так что для всех будет лучше, если вы немедленно, желательно уже сегодня, соберете вещи и отправитесь в Москву. Если вас тревожит разговор с супругом, могу предложить свою помощь. Я, как мать, сумею объяснить ему всю серьезность ситуации...
"Да-а, ты сумеешь!", - возмутилась про себя Светлана. Вслух же сказала более сдержанным тоном, не желая обидеть не гостью, но ее сына:
– Простите, Ирина Станиславовна, мое решение окончательное и обжалованию не подлежит. И позвольте мне не объяснять причины, по которым я поступаю именно так, а не иначе. Простите, что ничем не могу вам помочь. Я, как мать, сочувствую вам, но, как женщина, не могу поступить иначе.
Ирина Станиславовна подскочила от этих слов, как от хлесткой пощечины. Что за воспитание?! У нее же только что попросили прощения! Нельзя же быть такой жестокой! О, как хотелось Ирине Станиславовне сказать все это вслух! Но нельзя, нельзя! От этой женщины, от ее решения, зависела жизнь единственного, горячо любимого сына. Нет, она не может уйти отсюда так просто, она не может смириться с отказом. Витенька, а как же Витенька?!
– Светлана, вы, наверное, не поняли - я действительно сожалею о своих словах. Я была неправа, простите меня. Вы можете ненавидеть меня сколько угодно, но умоляю вас - сжальтесь над моим сыном, спасите его! Он должен жить! Потом, когда все будет позади, вы поймете, что я совсем не такой уж плохой человек. Несдержанная - да, меня и муж покойный в этом упрекал, и сколько раз сама сожалела о своей горячности. Простите меня, Света, умоляю - простите! Вернитесь к Витюше, он ведь погибнет без вас!
Сквозь ее слова все еще прорывалось что-то негативное, что-то еще жгло Светкино сердце, но злости к гостье она уже не испытывала. Конечно, обида на незаслуженное оскорбление никуда не делась, но уже было по-человечески жаль Ирину Станиславовну. Света буквально чувствовала ее страх перед нею, страх потерять сына. И, как мать, Светлана ее прекрасно понимала, и даже сочувствовала ей. И уже совсем не хотелось мстить, хотелось лишь утешить несчастную женщину, которой вскоре предстоит потерять единственного сына.
Света поднялась, намекая на то, что визит можно считать завершенным. Ирина же Станиславовна, с огромным нетерпением ожидающая вердикта и понявшая, что положительным он явно не будет, вдруг бухнулась перед Светой на колени, уткнулась носом в Светкины ноги, обхватила их руками и залепетала заплетающимся от волнения языком:
– Умоляю тебя, деточка, Христом-Богом молю - спаси моего сына! Спаси его, век на тебя молиться стану! Не обрекай меня на одиночество, спаси сына!