Двойник Декстера
Шрифт:
В маленьком грязном доме горит единственный слабый свет из переднего окна, наполовину покрытого лианами, и старая Хонда всё ещё там, скрытая в тени. Мы проезжаем мимо и припарковываемся в парке через полквартала под огромным баньяном. Мы вылезаем, запираем машину, и стоим минуту, вдыхая ветерок этой тёмной и внезапно прекрасной ночи. Лёгкий ветер шевелит листья над головой, и далеко на горизонте сверкают молнии в огромных черных облаках. Где-то вдалеке воет серена, и немного ближе слышится собачий лай. Но под рукой ничего не копошится, и мы делаем глубокий и прохладный вдох воздуха темной ночи, и пусть наше осознание выскользнет и окружит нас, одаряя спокойствием и предостерегая нас об опасности. Всё правильно,
Пора.
Медленно, осторожно, повседневно, мы вытаскиваем нашу маленькую спортивную сумку и надеваем её на плечо, и возвращаемся к обваливающемуся дому, как простой парень, возвращающийся домой с автобусной остановки.
Через полквартала, большая старая машина выскальзывает из-за угла и на секунду ослепляет нас фарами. Водитель, кажется, колеблется полсекунды, оставляя нас, тревожно освещённых, и мы приостанавливаемся, моргая от нежелательного света. После внезапно издается неприятный гудок из машины, в сопровождении странного звука грохота, как будто поршень стучит в унисон с незакреплённым бампером, и машина ускоряется и безвредно проезжает мимо нас и исчезает за углом поворота. Снова становится тихо, и нет никаких других признаков жизни в этой прекрасной темной ночи.
Мы прогуливаемся, и никто не видит нашу прекрасную имитацию нормальной прогулки, никто и нигде не смотрит вблизи, кроме как смотрят ТВ, и каждый шаг приближает нас ближе к счастью. Мы можем почувствовать прилив желания этого, нужды, знание того, что это скоро произойдёт, и мы очень бережно удерживаем наши шаги от показа нашего рвения, пока мы идём к дому и проходим мимо него в темноту гигантской изгороди, скрывающей Хонду, и теперь скрывающей нас.
И здесь мы приостанавливаемся, выглядывая из нашего почти невидимого места рядом с ржавеющей машиной, и мы думаем. Мы хотели этого очень сильно, и сейчас мы были здесь и мы хотели сделать это, и ничто не сможет остановить это, но-это отличается. Это не просто отсутствие луны, что заставляет нас сомневаться и стоять в тени, и смотреть, задумавшись, на ужасный маленький дом. И это не внезапное изменение точки зрения или укол совести, или ещё какой-нибудь сомнение в бессердечной, бессовестной тьме нашего замысла. Нет. Именно это; Там два человека внутри, и мы хотим только одного. Мы нуждаемся в этом, мы должны, мы желаем, забрать и обмотать нашего Свидетеля, и сотворить с ним большое количество прекрасных вещей, которых мы ожидали сотворить с ним так долго, но-
Вторая персона. «А». Бывшая жена.
Как нам поступить с ней?
Мы не может оставить её смотреть и впоследствии рассказать. Но также швырнуть её в бесконечную ночь противоречит Кодексу Гарри, против всего очень приемлемого заслуженного Зла, мы всегда делали и надеемся всегда делать. Это незаслуженный, несанкционированный, грязный, сопутствующий вред. Это неправильно. Мы не можем-но мы должны. Но мы не можем-Мы делаем глубокий расслабляющий вдох. Конечно, мы должны. Нет других вариантов. Мы скажем ей, что нам очень жаль, и мы сделаем это быстро для неё, но мы должны, только на этот очень испорченный и досадный раз, мы, безусловно, должны.
И мы сделаем. Мы внимательно посмотрели на дом, убедившись, что всё в порядке. Одна минута, две, мы ничего не делаем вообще, просто стоим, ждём и смотрим, соча весь наш рассудок на улицу вокруг нас, на землю небольшого двора этого грязного небольшого дома, наблюдая и ожидая любых незначительных признаков, что за нами следят, и нет ничего. Мы одни в мире тёмной тоски, которая очень скоро разразится в блаженство и унесёт нас с собой к счастливому и необходимому окончанию этой ох-какой-прекрасной ночи.
Три минуты, пять-нет никаких признаков опасности, и мы не можем ждать дольше. Мы делаем еще один более холодный и успокаивающий
Задний двор полностью был обнесён забором, заросшим молодым бамбуком. Побеги тонике, но уже десять футов высотой, и нас нельзя увидеть с той и с этой стороны, и мы дышим спокойнее. На задней стороне дома небольшой внутренний дворик из кирпича, граничащий с раздвижными стеклянными дверями. Трава между кирпичами выросла до голени и выросла вокруг ржавого гриля, проросла сквозь него, накренив его набок. Мы снова приостановились, пялясь в дом через стекло раздвижной двери. Ничего не двигалось внутри, и первый серый палец сомнения ткнул в наши рёбра; есть кто дома? Мы подобрались так близко и давно готовы, всё зазря?
Медленно, осторожно, мы приближаемся к кирпичам, и затем к раздвижной стеклянной двери, где мы будем ждать, наблюдая, прислушиваясь и принюхиваясь к воздуху на наличие вообще всего, что угодно-но мы не ощущаем ничего. Мы ставим руку на металлический край двери и осторожно всё сильнее увеличиваем давление; дверь движется. Мы открываем её на дюйм, шесть, два фута, на полминуты приостанавливаемся убедиться, что нет никаких звуков и никакой реакции внутри. Раскрываем на три фута, и мы останавливаемся и ждём ещё раз, и снова ничего, и таким образом мы через дверь и она с рывком закрылась позади нас.
Мы стоим на кухне; ржавый холодильник в углу, рядом старая плита, треснутая огнеупорная стойка с кухонным буфетом сверху над ней, запятнанная и грязная раковина с капающим краном. Комната не освещена, но за дверью в дальней стене мы можем увидеть слабый луч света в следующей комнате. Прошептавшее щекотание предупреждения начинает покалывать наш позвоночник, и мы знаем, что что-то там есть, в комнате со светом. И теперь наши усилия направлены вперёд на то, то в соседней комнате, и нейлоновая петля лежит в нашей руке, в то время как мы медленно скользим по полу к свету, почти пуская слюни от предвкушения и радость вздымается внутри нас от мысли о том, что сейчас мы должный войти, как мы молча прокрадемся через дверной проём и внимательно осмотрим из дверной рамы соседнюю комнату, и на то, что ждёт в этом небольшом ореоле света, и мы останавливаемся, заглядываем в комнату и-
Всё останавливается. Всё, кроме ошеломлённого и автоматического отказа.
Этого не может быть. Просто не может. Ни в коем случае, не здесь, не сейчас, не в этот раз-мы не видеть это, вообще, мы не можем видеть что-нибудь подобное; это невозможно, неправильно, не по сценарию-
Но оно там. Оно не двигается и не меняется, и это именно то:
Это стол под единственной подвешенной тусклой лампой. Старый и обыкновенный металлический стол из какого-нибудь секонд хэнда, с отбитой белой отделкой. И столешница покрыта аккуратными кусками того, что раньше было человеком. Тело было бережно нарезано, разделано и разложено в аккуратные кучки, и всё это так идеально, именно так, как и должно быть, и это закружило меня в мгновение нереальности нереального знакомого комфорта, поскольку я знаю, что это такое-но этого не может быть, и я всё смотрю и смотрю на это, именно это.