Двойной без сахара
Шрифт:
— Я стану твоим первым покупателем.
Мистер Вилтон сказал это так серьезно, что нельзя было оставить шутку без ответа:
— Вы никогда не видели моих картин.
— Это не имеет значения. Я доверяю вкусу Шона. Он разбирается в женщинах.
Ой, только не надо мне еще и этих подробностей! К счастью, в этот момент на пороге появилась Карен и предложила мне пойти с ней. Я с радостью подскочила. Мистер Вилтон остался сидеть. Наверное, ему нужна помощь, чтобы подняться, но это должна сделать Кара, а не я. Я пожелала хозяину доброй ночи и поспешила вон
Почти десять часов, но от луны и фонарей светло. Я вдохнула ледяной ночной воздух полной грудью и почувствовала запах роз — слишком сильный, и поспешила перешагнуть канавку к другому дому. Здесь ни у кого не было заборчиков — ставить негде. Дорогу даже в тупике проложили слишком узкой — паркуясь на дорожке у самого дома, машины все равно вылезали бампером на дорогу. Кругом поля, зачем они каждый дюйм экономят!
— Лана, ты в порядке?
Я подняла глаза на обеспокоенное лицо Карен.
— Да, а что?
— Ты жутко бледная…
Хорошо, что не красная после беседы с вашим сыночком!
— Это от погоды. Голова болит, — И я не врала. — Наверное, завтра будет дождь.
— Конечно, будет. Мы же в Англии! Заварить тебе чаю?
Мы уже стояли в кухне. Просторная, старая, но добротная с белой плиткой, как и в старых американских домах. Только шкафчики здесь резные, и у стены солидный буфет с сервизом в цветочек и разными фигурками, которые были созданы явно до моего рождения.
— Я просто лягу. Завтра мне будет лучше.
— Ты уверена?
Хотелось спросить, в чем? Что чаю не хочу или что не сдохну завтра? Может, и сдохну. А коли доживу до рассвета, ваш сыночек добьет за завтраком своим радушием. Понедельник. Только на работу ему явно не нужно. На больничном или на ранней пенсии?
— Хорошо, поспи, — разрешила мне хозяйка. — И извини моего сына…
Она что, разговор слышала?
— Мне очень стыдно, что он был так груб с отцом при тебе. Даже не знаю, что я сделала не так, — Карен поджала белесые губы и часто заморгала.
— Наверное, слишком баловала его. Если бы у него был брат, он мог бы вырасти более мягким, что ли, но мои первые роды стали, увы, и последними. Я с материнским нетерпением каждый раз жду приезда Джорджа, но знаешь, — Карен погладила меня по плечу. — Вот погляжу на него и, убедившись, что с ним все хорошо, жду не дождусь, когда же он наконец уедет. Особенно, если внуки гостят у меня… Я все говорю ему — гляди, вырастут и еще хуже будут относиться к тебе, чем ты к отцу. А он говорит, чтоб я не лезла в воспитание. А как не лезть! Я ж вижу, как они отца встречают и как дядю. Говорю Джорджу, посмотри, поучись, как любовь показывать надо, а у него один ответ — хорошо быть отцом чужих детей два дня в году. Посмотрим, каков Шон будет, когда у него появятся собственные дети. Но ты не волнуйся, — Карен уже гладила двумя руками оба моих плеча. — Я уверена, что Шон будет замечательным отцом. И у Элайзы только на вас надежда…
Я прикрыла глаза. Только бы не выдохнуть в голос.
— Можно купить второго кролика, — не сумела я сдержать грубость, но мать Джорджа восприняла ее, как предложение.
— Только это и остается. Но, боюсь, Кара не выдержит крольчат. Она до конца так и не оправилась после смерти сыночка.
— О, боже! — вновь не сдержалась я.
— Ты не знала? У нее начались схватки в двадцать шесть недель. Врачи пытались выходить младенца, и бедные родители до последнего надеялись, но нет… Кара сама еле оправилась. Морально она до сих пор не в порядке, конечно. Бедная девочка… Но я бессильна помочь, хотя и знаю, что такое узнать, что ты больше не женщина…
Я опустила глаза, не в силах смотреть в блестящие за стеклами очков глаза Карен Вилтон.
— Может, чаю? — всполошилась она ни с того ни с сего. — Тебе сразу легче станет.
Я замотала головой, и это было большой глупостью — все вновь поплыло перед глазами, как за столом после шампанского. Я даже за спинку стула ухватилась, благо она была рядом.
— Я не хочу чаю, спасибо, — сказала я твердо, желая, чтобы Карен наконец отвела взгляд от моей руки, вцепившейся в перекладину стула. — Я с вашего позволения поднимусь наверх.
— Что ты сможешь съесть на завтрак? Я тебе все приготовлю, не переживай.
— Йогурт!
Я готова была провалиться сквозь землю и считала каждую ступеньку, чтобы, не дай Бог, не оступиться, и завернула сразу в ванную комнату. Двойной кран, черт бы побрал эти традиции! Впрочем, мне сейчас нужна лишь холодная вода, так что можно повернуть лишь одно колесико. Ванная, хоть и не примыкала к комнате, была отдана в наше распоряжение, потому что я нашла в стаканчике на раковине только две зубные щетки — когда только Шон успел распаковать вещи! Вместе с зубным налетом ушел и неприятный осадок вечера. Я взглянула в зеркало
— как смерть. Либо завтра будет дождь, либо месячные, а мои тампоны остались в Ирландии. Весело будет заявиться с такой просьбой к Каре. А аптеки в этой глуши я не заметила.
На высокой кровати лежало два матраса, и я почувствовала себя принцессой на горошине — такой мягкой показалась перина, или дали о себе знать дальняя дорога, ворох потраченных нервов и головная боль. Легкое, но теплое пуховое одеяло сторицей заменяло пижаму. И если бы не чужой дом и необходимость делить кровать с Шоном, я бы и майку сняла. Был бы он настоящим отцом, уснул бы в кроватке Элайзы, не дочитав книжку. Я бы с большой радостью не видела его до утра.
— Как ты?
Я даже не заметила, как он вошел. Наверное, уснула.
— Как я? — Я с неохотой перевернулась на другой бок. Шон присел на самый край, но даже в полумраке я видела сведенные к переносице брови.
— Почему ты спрашиваешь?
— Карен сказала, что тебе следует заварить чаю… — проговорил он одними губами.
Я приподнялась на локтях и с трудом сдержала голос на шепоте.
— Да неужели? Карен сказала… А она не сказала, что мне нужно просто поспать? Что у меня болит голова на этот чертов дождь? Нет? Или мне в лоб надо было сказать незнакомой тетке, что перед месячными я на стенку лезу?