Двойной без сахара
Шрифт:
— Я позвоню тебе.
— У меня нет ирландской симки. Приходи через час. Или… Думаю, мне часа будет маловато. Так что не торопись. И…
— Не пей, — закончил Шон, но как-то не очень весело. — Я дам тебе ключи от машины, — и он действительно швырнул мне на колени ключи. — Если ты усомнишься в моей трезвости, сама сядешь за руль, или прогуляемся пешком. Дождь пока не собирается.
Потом Шон на секунду задумался и махнул рукой: — Sian go foill!
Наверное, это было какое-то прощание на языке кельтов.
***
Пересказ отрывка из песни:
Любовь может излечить,
Любовь
Любовь и только любовь.
Клянусь, что станет легче.
Помни каждой частичкой своего тела,
Что только это мы берем с собой в могилу.
На этой фотографии запечатлена наша любовь.
Мы сделали ее бессмертной, здесь глаза всегда открыты,
Наши сердца не разбиты и время замерло навечно.
Ты хранишь меня в кармане своих рваных джинсов, чтобы в любой момент наши глаза могли встретиться, потому ты никогда не будешь одинок, жди и я вернусь к тебе.
Глава 11 "Романтика старого кладбища"
За работой я, как и Лиззи, теряла счет времени, и час, а то и целых два, показались слишком маленькими, и мне даже захотелось попросить Шона погулять по округе еще хотя бы четверть часа.
— Just in case ya're feeling homesick. (Вдруг тебя потянуло домой.)
Шон протянул мне бургер. Этот час он явно провел в компании Падди. Я не ощущала особого голода, но сопротивляться запаху поджаренной булки никогда не умела. Шон открыл бутылку "7UP" и стал выжидать, когда я справлюсь со вторым куском. Теперь я обязана была написать детей Падди в лучшей манере. Шон явно не платил ни за первый ужин, ни сейчас за этот бургер. Что ж, меня это более чем устраивало. Намного спокойнее, когда мужчина тратит на тебя лишь личное время. Оказаться в долгу у Шона совершенно не хотелось, зная выставленный им счет. Нет, дружок, можешь закатать и губы, и что-то другое.
Я взяла протянутую бутылку и сделала малюсенький глоток, с трудом справляясь с пузырьками. Термосу с горячим чаем я обрадовалась бы больше. Ветра не чувствовалось, и я спокойно высвободила руки из куртки, чтобы легче было рисовать, но долгое сидение на одном месте дало о себе знать.
Альбом продолжал лежать открытым у меня на коленях. Закрывать его сейчас перед носом Шона выглядело бы свинством. Он так внимательно рассматривал карандашные линии, будто что-то смыслил в штриховках и перспективе. Я не нуждалась в его похвале. Лиззи права — какое дело до того, что подумает незнакомец или даже такой знакомец, как Шон. Но все же удивилась, что Шон вообще ничего не сказал. Рисунок вышел на редкость удачным, как и зарисовки в пабе. Отчего он молчит, будто медитирует на альбом?
Ирландец сидел совсем близко, вновь почти касаясь коленкой моего бедра, как прежде в церкви. Я хотела заглянуть ему в лицо, но задержалась взглядом на татуировке. Шон тут же вышел из медитативного состояния и молча подтянул рукав, обнажив зеленоватый кельтский крест — как я и предполагала.
— Нравится?
Шон так и не встретился со мной взглядом, и я сумела спокойно пошутить:
— Намного лучше этих надгробий. Я бы даже не отказалась его зарисовать, — И когда Шон вперил в меня свой странный тяжелый взгляд, я поспешила добавить: — Люблю витиеватые детали, тонкую работу.
— А ты видишь что-то помимо креста?
Слишком серьезный тон вопроса заставил меня внимательней приглядеться к рисунку. Действительно, где-то линии были слишком жирными на фоне абсолютно тонких. Либо автор работал без трафарета, либо не страдал профессионализмом. Но обижать владельца татуировки не хотелось, но чтобы не хвалить то, что похвалы не заслуживало, я задала риторический вопрос:
— А что я должна увидеть?
Шон вновь принялся рассматривать мой рисунок. Молчание было противным, и я решила нарушить его просьбой вытащить из рюкзака влажные салфетки. Но я не успела раскрыть рта. Голос Шона прозвучал глухо и зло:
—'Tis Cross was meant to cross out a girl's name. (Этот крест перечеркнул (поставил крест на) имя девушки.)
Боже, как потрясающе Шон подобрал слова. Только не новая ли это попытка нагло раззадорить мое любопытство и вновь поставить крест на личном разговоре. Нет, я не проявлю любопытства, и задорная улыбка пусть так и остается лежать легкой тенью в уголках его губ.
— Мне было шестнадцать. Я был безумно влюблен, — Шон усмехнулся и расправил рукав, скрыв верхнюю часть татуировки. — Тогда я, конечно, не казался себе безумцем. Я даже не усмотрел ничего безумного в ее желании получить от меня доказательства серьезности наших отношений. Она потребовала вытатуировать на руке ее имя, чтобы все в деревне увидели. Тогда, она считала, я не смогу бросить ее сразу после первого секса.
Шон взболтал оставшуюся шипучку и уставился на заполнившую бутылку пену.
— Другими словами, чтобы заполучить ее тело, я обязан был пожертвовать своим. В общем, я стал искать способы заработать на татуировку. У меня никогда не было карманных денег. Отец считал, что в нашей глуши их можно потратить только на выпивку, сигареты, ну и наркоту. Мона неплохо играла на фидле, и мать решила отправить ее на лето к тетке в Корк, чтобы сестра поучилась у профессионалов. Я заявил, что тоже поеду в Корк, чтобы учиться рисовать.
— Так ты рисуешь? — я не могла удержаться от комментария, тогда понятно, чего он пялился на мой рисунок, но отчего тогда промолчал?
— Я, кажется, уже ответил на этот вопрос — нет, — Шон игриво толкнул меня плечом, но я смолчала. — На курсах Моны я познакомился с парнем, который действительно рисовал. Я договорился, что он будет отдавать мне часть своих рисунков, чтобы тетка ничего не заподозрила. Я нашел стройку, до которой можно было доехать на велосипеде, и пахал на ней по полдня. Потом ехал домой к этому парню, приводил себя в художественный вид, отдавал ему часть заработанных денег и получал сумку с художественными принадлежностями и новые рисунки.
Шон потряс моим пустым рюкзаком и вновь улыбнулся своей завораживающей невинной улыбкой.
— Она хоть того стоила?
Но Шону мой вопрос не понравился. Улыбка исчезла, голос вновь стал безжизненным, как у констебля.
— Лана, в Ирландии не бывает коротких историй, это не Америка. Ты можешь попросить меня замолчать или выслушать всю историю молча. Другого варианта не дано.
— Я буду молчать.
Пусть говорит и пусть думает, что мне безумно интересно. Хотя, черт возьми, он умеет интриговать.