Двойной капкан
Шрифт:
— У нас есть приказ: «Никакой самодеятельности».
Док хмуро отошел, а его место заняла Люси Жермен:
— Какие проблемы, Серж?
— Да так, мелочи жизни, — неопределенно отозвался я.
— Взрывчатка настоящая? — быстро спросила она. — Я не про тол, а про ту, что в сумке.
— Да. И детонаторы настоящие.
— И взрывное устройство настоящее. А я-то сокрушалась, что в России кругом туфта. Нет, оказывается. Твои действия. Ковбой?
— Никаких.
— Почему?
— Приказ.
— Ладно, выкрутимся. У меня другой приказ.
— Какой?
— Действовать
Генрих закончил переговоры, натянул на голову и лицо черную «ночку», такую же, как у нас, и обернулся к присутствующим:
— Господа корреспонденты, можете снимать! Оба прибывших сбросили плащи и оказались в камуфляжных военных формах. На груди у молодого висел короткий десантный «Калашников». Старший откинул в сторону шляпу, надел буро-зеленую фуражку чеченского полевого командира и предстал перед камерой Гарри и фотообъективом Крамера. Генрих не без торжественности произнес:
— Разрешите представить вам, господа: командующий армией освобождения Ичкерии, национальный герой Чеченской Республики полковник Султан Рузаев!
Вспыхнула красная сигнальная лампочка на камере Гринблата, со скоростью стробоскопа заработала фотовспышка Крамера.
— Внимание! — раздался снизу усиленный и искаженный громкоговорителем резкий мужской голос. — Говорит представитель Федеральной службы безопасности России полковник Голубков. Станция окружена. Сопротивление бесполезно. Предлагаю лицам, захватившим первый энергоблок, немедленно сдаться.
Рузаев что-то приказал по-чеченски своему молодому спутнику, тот подбежал к вертолету и вернулся с радиомегафоном, точно таким же, какими на митингах пользовались ораторы.
— Сейчас я ему отвечу, — со змеиной улыбкой на тонких губах пообещал Рузаев.
— Отвечу я, — возразил Генрих. — Ваше слово — еще впереди..
Он взял мегафон и подошел к краю площадки:
— Говорит представитель командующего армией освобождения Ичкерии Султана Рузаева. Полковник Рузаев не намерен вести никаких переговоров с полковником Голубковым. Он будет вести переговоры с полномочным представителем Президента России. Предостерегаю полковника Голубкова от попытки захватить станцию силой. У нас в заложниках находится весь персонал первого энергоблока, и среди них главный инженер станции. После каждого выстрела, произведенного по станции, мы вынуждены будем убивать по одному заложнику. Основа для переговоров будет предоставлена вам в ближайшее время. На этом наши местные консультации прекращаются.
В подтверждение своих слов Генрих бросил мегафон вниз и обернулся к корреспондентам.
— А теперь, джентльмены, прошу пройти в кабинет директора АЭС, — пригласил он. — Полковник Султан Рузаев сделает там официальное заявление.
Ко мне наклонился Арнольд Блейк:
— Серж, ты уверен, что это проверочный захват станции?
— Какая тебе разница? — ответил я. — Главное, что это «прайм-тайм».
Блейк с сомнением покачал головой:
— Это не прайм-тайм. Это, как
— Не полный, Арни, — успокоил я его. — До полного еще далеко.
— А когда будет полный?
— Об этом ты сам узнаешь.
IV
— Говорит командующий армией освобождения Ичкерии полковник Султан Рузаев. Я обращаюсь к Президенту и правительству России, ко всем гражданам России, к правительствам и гражданам всего мира. Довожу до общего сведения, что моими людьми захвачен и заминирован первый энергоблок Северной атомной электростанции.
К этому шагу нас вынудила лживая и провокационная политика руководства России, упорно не желающего предоставить независимость Ичкерии. Наш народ имеет право на собственное государство, как и всякий народ мира. Наш народ выстрадал это право, пережив сталинский геноцид и депортацию сотен тысяч чеченцев в Сибирь и Северный Казахстан, пережив вероломное и варварское нападение федеральных войск России на маленькую Чечню. Мы победили в этой войне, но политики отняли у нас эту победу.
Мы больше не можем довольствоваться туманными и лживыми обещаниями. Ичкерия станет свободной. И произойдет это не в будущем, а сегодня, сейчас. Такова воля Аллаха!
Прежде чем я перейду к изложению своего ультиматума, считаю необходимым предоставить всему миру неопровержимые доказательства серьезности и обоснованности моих намерений. Сейчас вы увидите видеосъемку, сделанную на Северной АЭС сотрудниками Си-Эн-Эн Арнольдом Блейком и Гарри Гринблатом. Я специально пригласил их для освещения акции, так как их объективность и политическая неангажированность ни у кого не могут вызвать сомнений. Ведите репортаж, мистер Блейк!
Гарри перевел объектив камеры на напарника. Блейк подобрался, поднес ко рту микрофон с надписью «Си-Эн-Эн», изобразил обаятельную голливудскую улыбку и быстро заговорил по-английски:
— Дамы и господа! Арнольд Блейк и Гарри Гринблат вновь с вами. Мы ведем репортаж с Севера России, из первого энергоблока крупнейшей на Кольском полуострове атомной электростанции. Сорок три минуты назад Северная АЭС была захвачена чеченскими террористами из армии освобождения Ичкерии. Четверть часа назад на станцию прилетел на вертолете сам командующий, глава непримиримой оппозиции полковник Султан Рузаев. Смотрите эти уникальные кадры беспрецедентного захвата и минирования важнейшего стратегического объекта!
Генрих дал знак прекратить съемку.
— Станция еще не заминирована, — объяснил он Рузаеву.
— Почему?
— Предварительно нам нужно решить один небольшой вопрос.
Генрих обернулся к белобрысому компьютерщику Володе, который стоял на пороге своей комнатушки и мусолил во рту незажженную сигарету. Казалось, его гораздо больше волнует невозможность закурить, чем то, что происходило в кабинете директора АЭС.
— Пойдите погуляйте, молодой человек. А мы на минутку уединимся в вашей комнате.