Двуглавый орел
Шрифт:
— Перед войной, — сказал он, — здесь, в Фиуме, у нас был лозунг "Италия или смерть". Он проглотил свой напиток. — А знаете, что у нас есть теперь? Италия и смерть.
Тогда я видел его в последний раз. Много лет спустя я прочёл, что он не прекратил протестовать против Муссолини и его последователей, которые, как он считал, украли и исказили фашистское движение. Наконец, те окончательно потеряли терпение. Я слышал, что в 1942 году его арестовали среди ночи и отправили в концентрационный лагерь на адриатическом острове Молата. Мало кому удалось вернуться из этого ужасного места, не вернулся и Каррачоло.
Я часто думаю, что, возможно, было бы лучше, если бы мы позволили расстрелять его тем утром. Над местом казни возвели бы его прекрасный беломраморный монумент, и поколения итальянских школьников, изучая историю, узнавали бы о нём, великом художнике и патриоте, который геройски погиб за свой народ. Тогда он не стал бы великим художником и патриотом, нелепо погибшим от рук своего собственного народа, после того как помог становлению тех, кто в конце концов его и уничтожил.
Глава тринадцатая
В те первые октябрьские дни 1916 года гауптман Рудольф Краличек был несчастен. Мало того что летное подразделение, которым он командовал, сократилось с восьми аэропланов до всего двух, так и непосредственные начальники винили именно его как в этих потерях, так и в отсутствии какого-либо результата (не считая огромного расхода бумаги). И вдобавок, будто этого недостаточно, несколько офицеров в его подчинении попали под следствие, проводимое военным прокурором, по подозрению в содействии побегу итальянского заключенного.
Положение становилось слишком серьёзным и разрушительно сказывалось на заполнении форм и ведении статических подсчётов, хотя именно ради этого Краличек занялся военным делом. Нужно было предпринять смелый шаг. Требовались серьезные меры.
Лидерство должно проявляться в самых решительных жестах. Итак, гауптман Краличек взял пачку формуляров, карандаш, линейку и сел планировать последний отчаянный ход в этой партии. Операцию настолько дерзкую, что она могла бы полностью оправдать концепцию дальних бомбардировок и, возможно (если повезет), сохранит ему безопасное место за письменным столом. Операцию, в которой другие рискнут жизнью в последней попытке изменить направление всех этих непрерывно падающих красных, чёрных, зелёных и синих графиков на листах бумаги в клетку. В конце концов, он, видимо, сам испугался собственной наглости: двум оставшимся аэропланам эскадрильи 19Ф предстояло совершить столь героический поступок, как дневная бомбардировка Венеции.
Существовало два главных препятствия этому плану. Первое и менее значимое заключалось в том, что наши "Ганса-Бранденбург CI" могли донести хоть какую-то бомбовую нагрузку на такое расстояние, только если бы мы летели к Венеции с преобладающим в это время восточным осенним ветром, а затем повернули на север и попытались достичь ближайшего австрийского аэродрома в предгорьях Альп.
Второе препятствие (более серьёзное и весомое) заключалось в том, что во всей сражающейся Европе 1916 года было трудно найти город, лучше защищённый от воздушных атак, чем Венеция.
Там находились главный военно-морской порт и несколько военных заводов. Город-остров защищала от воздушных налетов многоярусная линия обороны: сначала патрульные аэропланы и патрульные дирижабли в Венецианском заливе, затем аэродром истребительной авиации "La Serenissima" на острове Лидо, мощные зенитные батареи в фортах Альберони, Маломокко и Саббиони и дополнительная зенитная артиллерия, установленная на баржах, а также грозди привязных змейковых аэростатов.
Гидропланы императорского и королевского военно-морского флота бомбили Венецию практически каждый день с начала войны против Италии, но теперь плотность противовоздушной обороны заставила их проводить ночные атаки с высоты более трёх тысяч метров. Это, в свою очередь, означало (учитывая примитивные бомбовые прицелы тех дней), что большая часть сброшенных снарядов лишь поднимала столбы мутной воды в лагунах.
В генеральном плане гауптмана Краличека проблема с расстоянием была преодолена путем подготовки четырехэтапного полета, причем перелет из Капровидзы в Венецию составлял первый этап. Два аэроплана, "Бранденбургер" с экипажем в лице Поточника и фельдфебеля Мэйбауэра и "Зоська" со мной и Тоттом, взлетят с двумя новыми стокилограммовыми бомбами, подвешенными на бомбосбрасывателях с электрическим управлением под средней частью фюзеляжа, и отправятся в Венецию с попутным ветром.
Нам предстояло сбросить бомбы, затем (в случае, если после этого мы ещё останемся в воздухе) держаться северного направления, чтобы пересечь линию фронта севернее Виченцы и приземлиться для дозаправки на аэродроме Перджине — в горах неподалеку от Триента. Потом мы должны были снова взлететь и держаться за линией фронта, следуя вдоль Альп до города Филлах, где могли бы ещё раз дозаправиться перед заключительным этапом полёта на юг, через Юлийские Альпы в Капровидзу. В итоге весь маршрут составит дня два, если позволят погода и противник.
Как правило, во всех подобных заданиях, запланированных на бумаге гауптманом Краличеком, боевая часть операции занимала второстепенное место по сравнению с пройденной дистанцией. Но на этот раз командир поставил перед нами действительно грандиозную цель: мы, не больше не меньше, должны были отрезать Венецию от остальной Италии, разрушив мост-дамбу, по которому на материк через лагуну проходят автомобильная и железная дороги.
Краличека мало волновало, что вся прекрасно экипированная лётная служба австро-венгерского военно-морского флота уже около года безуспешно пыталась решить эту задачу, он просто-напросто считал, что никому прежде даже не приходила в голову подобная идея, а любое предположение о том, что итальянцы могли подумать об этом заранее и принять меры предосторожности, без разговоров отвергалось, как пораженческое. Но нам некуда было деваться — приказ есть приказ, каким бы безумным и бессмысленным он не казался бедолагам, вынужденным претворять его в жизнь.
Об этом плане Краличек доложил в Генеральный штаб и командованию Пятой армии и получил согласие, а кто такие лейтенанты, чтобы возражать? Разве мы, офицеры Габсбургского императорского дома, не поклялись выполнять свой долг до последней капли крови?
Мы ещё раз проверили карты и сделали необходимые приготовления. Два аэроплана пролетят над Триестским заливом утром 13 октября, сразу после рассвета, и если им удастся уклониться от зенитного огня и истребителей у Сдоббы, окажутся у побережья где-то западнее бывшего австрийского морского курорта Градо, потом направятся вглубь суши и полетят вдоль железнодорожной линии через Портогруаро и Сан-Дона ди Пиаве, пока не доберутся до Местре.
Тогда мы смогли бы перелететь через лагуны и атаковать мост с востока, надеясь таким образом пробраться к нему между оборонительными сооружениями, защищающими Венецию со стороны моря, и линиями аэростатов и зенитных батарей, которые охраняли её от нападений с севера.
Весьма рискованная затея. Перелёт через Триестский залив был почти столь же опасен, как попытка миновать оборонительные укрепления Венеции. Но в промежутке между этими опасными зонами я не ожидал крупных проблем.
Во времена, когда ещё не было радиолокации, одноместные и двухместные аэропланы не испытывали особых проблем в маневрировании над открытыми просторами. С земли все бипланы выглядели почти одинаковыми, телефонов в итальянской сельской местности тогда было мало, да и всё равно люди ещё не привыкли время от времени посматривать в небо. А потому для снижения веса мы решили обойтись без передних пулемётов. В этот вылет для самообороны у нас намечался только "Шварцлозе" пилота-наблюдателя.