Двухголовая химера
Шрифт:
– Выметайся из долины, - сказал некромант с какой-то усталой ожесточённостью.
– Чем скорее, тем лучше. Бери всё, что тебе нужно и вали отсюда. Только не трогай наши тела и мой посох. Когда с тобой произойдёт очередная случайность, в воронке которых ты уже увяз по самые уши, я хочу, чтобы ты был как можно дальше отсюда.
– С радостью, - отозвался я.
– Так как отсюда выйти?
– Под моей подушкой лежит дневник с записями. Там есть карты двух оставшихся проходов и формула магического ключа, чтобы долина тебя выпустила. И, надеюсь, у тебя достанет ума никому не рассказывать про то, что ты здесь
– Достанет. И... спасибо?
– Проваливай, - бросил некромант вместо прощания и просто растворился в ветре.
Через мгновение меня выдернуло из глубин Эфира и швырнуло обратно, на пол старого дома - даже в глазах потемнело, а желудок подкатил к горлу.
Ко мне тут же подскочили обеспокоенные товарищи.
– Эн! Ты где был?!
– гном тянул меня, оглушённого, за плечо, пытаясь поставить на ноги.
– Вот это фокус с исчезновением!
Я, едва смог сфокусировать взгляд после дикого полёта сквозь Эфир, обернулся к кровати. Некромант лежал в той же позе, в которой мы его нашли. Посох тоже остался нетронутым. Дверь была нараспашку, окна - тоже. Пыль всё ещё стояла столбом.
– Далеко, - запоздало ответил я.
– Вы только посох не трогайте.
– Как только ты его коснулся, тут же исчез, - сказал Рэн.
– А меня с ног сбило. Магией.
– Мне остатки сарая прямо на голову рухнули!
– жаловался Кир.
– Шишка видал какая?! Что ты тут такого начудил?
– Нам пора отсюда, - вместо ответа сказал я.
– Собирайте всё, что присмотрели, и уходим. По дороге всё расскажу.
Копатель и охотник переглянулись и разошлись по углам - собираться. Я же, переведя дух, снова подошёл кровати. Из-под подушки, у самого изголовья, едва высовывался чёрный уголок. Я осторожно потянул за него, стараясь не потревожить череп некроманта - а ну как он меня снова на разговор утянет? Но обошлось: в руках у меня оказалась тетрадь с чёрной кожаной обложкой.
«Проваливай», - эхом раздалось у меня в голове.
Честно говоря, мне и самому этого очень хотелось. Сколько бы интересного не знал некромант, я отчего-то не хотел всё это услышать. Не произвёл он на меня впечатление человека, которому приносит счастье его знание. Вот я и подумал - а мне что, принесёт?
– Послезавтра нужно выдвигаться.
Мои слова заставили остальных замереть.
– Чего вдруг?
– подал голос гном.
– Собирались же только через неделю. Перевалы ещё не скоро закроются.
– Нельзя терять времени, - сказал я, думая вовсе не о перевалах.
– Сегодня нам повезло. Но повезёт ли через неделю?
Гном в ответ только пожал плечами.
Ему как будто стало всё равно.
* * *
Некроманта звали Муалим Иль-Фарах - так было написано в дневнике. Ни я, ни Кир никогда не слышали этого имени, хотя чародей такой силы, живший каких-то пару сотен лет назад, должен был быть очень знаменит. Что ж, должен, да не обязан.
Как он и говорил, в дневнике обнаружилась карта, на которой были отмечены два выхода из долины: на восток и на запад. К счастью, на ней так же были отмечены расставленные ловушки. Нужная нам тропа брала начало в лиге к северу от нашего лагеря и сразу углублялась в горы. Мы выступили, как я и хотел, на рассвете третьего дня после встречи с мёртвым некромантом.
Благодаря Муалиму мы обзавелись недостающим снаряжением. Кир нашёл посуду, швейные принадлежности, моток эльфийской верёвки и пару железных крюков, которые приспособил под кошку. Рэн помимо виртулитов добыл мешки, старый стальной кинжал, несколько свечей, кусок самодельного мыла и даже переносной фонарь. Огонь мы отныне разводили при помощи кремней, на ночлеге стелили на землю одеяла. Я также прихватил белый некромантский балахон - он, конечно, не подошёл по размеру, но выбора-то не было. Всё лучше, чем голышом.
Но самое интересное я почерпнул именно из записей Муалима. Записи в большинстве своём отражали его размышления - примерно в том же ключе, что и его монолог при нашей встрече. Каждое предложение казалось мне жёстким, сухим, безэмоциональным - как в каком-нибудь научном труде, где нет места ничему, кроме изложения фактов. Муалим пытался проникнуть мыслью в природу многих фундаментальных материй и понятий, упорно, скрупулёзно. И каждый раз, когда ему казалось, что он нащупал истину, я чувствовал его разочарование - оно едва не стекало со страниц уродливыми чёрными кляксами. Вселенная медленно, но верно становилась для некроманта слишком скучной.
Однако стоило где-то в строке мелькнуть имени Эл’Ленор, как всё менялось. Жёсткие и в некоторой степени даже мрачные формулировки сменялись теплотой и образностью. Муалим редко позволял себе ласковое слово - но каждое из них относилось к эльфийке. Он мог отклониться от темы и в отдельном абзаце описать какой-нибудь случай, связанный с Эл’Ленор - какой-нибудь пустяк, ничем не выделяющийся из рутины. Однако смысла в этих пустяках я углядел намного больше, чем сложных многоуровневых рассуждениях, занимающих десятки страниц.
Меня удивил положительный возврат, потому что я не мог представить ситуации, благодаря которой он может возникнуть. А теперь я совершенно точно знал, почему это явление имело место именно в жилище вредного, озлобленного на весь мир некроманта.
Он просто до безумия любил свою женщину. Какой-то болезненной, без конца терзающей душу любовью. Оставаясь с ней, он словно наносил себе увечья, а после ещё желал новых: больнее, страшнее, уродливей. В этом самоистязании он видел смысл своей жизни - и был счастлив, страдая. А Эл”Ленор... Говоря о ней, некромант сразу становился необъективным, поэтому трудно судить, но она вроде бы отвечала ему взаимностью, хоть и не в такой чрезмерной форме. А положительный возврат - просто следствие того, что происходило между этими двумя.
Последняя запись в дневнике отличалась от остальных.
«Я готов. В нужный день, в нужный час. Нам пора уходить».
И дальше только чистота пустых строк.
Получилось, что даже такой неприятный человек, как Муалим Иль-Фарах смог породить нечто прекрасное.
А я? Я ведь тоже могу?
Глава 12. В ледяных стенах
Бесконечный коридор встретил меня равнодушной пустотой. Каждый шаг по гранитному полу отдавался гулким эхом, которое, много раз отразившись от светящихся белых стен, терялось где-то в высоте, не в силах достичь потолка. Несмотря на яркий свет, коридор казался мрачным. Я чувствовал себя зажатым в исполинских белоснежных тисках.