Двухголовая химера
Шрифт:
Со слов Дисса пять из десяти вирутлитов - жёлтые, то есть именно они попадаются чаще остальных. Синих три из десяти. Красных полтора-два. Полтора-два - потому что существование четвёртого и пятого видов под вопросом. Во всяком случае, сам Дисс с ними не сталкивался. Говорят, будто есть берилловые виртулиты, которые могут запасать поистине колоссальные объёмы энергии. И ещё якобы бывают жемчужные виртулиты, способные преобразовывать энергию в материю и обратно. Как по мне, если берилловые вполне могут существовать, то жемчужные - уже чистая сказка. Потому
Впрочем, это не так уж важно. Намного интереснее, что мы вломились в дом человека, который владел аж четырьмя виртулитами. Если бы этот человек ещё дышал, я бы предпочёл убраться подобру-поздорову. А так...
– Может, лучше их не брать?
– засомневался я.
– От таких вещиц одни неприятности.
Я сам не верил в то, что говорю.
– Так уж и быть, я возьму их все, - сказал Кир и потянулся за остальными камнями.
Я машинально ударил его по руке. Гном посмотрел на меня исподлобья. Рэн наблюдал за происходящим с выражением лёгкого недоумения на лице.
– Нет уж, - сказал я.
– Давай каждый возьмёт себе по одному.
– Тогда чур четвёртый - мне, - нашёлся гном.
– Тебе-то зачем? Ты ведь даже не чародей!
– Зато я, в отличие от тебя, не пытаюсь откинуть копыта раз в неделю. У меня сохраннее будут.
Гномы - славный народ. Если бы не жадность, цены бы им не было. Даже история с Глубинами их ничему не научила, куда уж мне-то соваться?
– Рэн их нашёл, - сказал я примирительно.
– Пусть у него останется два.
Этот вариант поставил Кира в тупик. Копатель сжал губы, засопел, на лице у него отчётливо проступила напряжённая работа мысли.
– Тогда мне - красный, - выдавил он сквозь зубы, словно его заставили отдать последние портянки.
Я со вздохом махнул рукой. Кир взял причитающееся ему и, пряча камень в потайной кармашек на внутренней стороне рубахи, досадливо пробормотал:
– Надо было самому в тумбочку лезть...
– и, поворачиваясь к двери, добавил уже громче: - Пойду сарай проверю. Может там ещё не всё в труху рассыпалось.
Жалобно скрипнула дверь, щёлкнул от удара высохший косяк. Рэн, посмотрев копателю вслед, невозмутимо вернулся к тумбе. Я ещё раз окинул взглядом домишко.
На глаза мне попался посох, прислонённый к кровати. Его навершие потускнело, но всё ещё могло похвастаться изяществом деталей. Мастер изрядно потрудился над изделием.
Я глянул на посох сквозь Эфир. Как и ожидалось, передо мной была не просто палка, а артефакт, напоённый неспокойной энергией. Некроманты частенько так делали - наделяли свои посохи магическими свойствами, чтобы те служили не только для замера глубины луж. Разумеется, слуги Смерти делали это так, чтобы пользоваться зачарованием мог только сам хозяин. То есть я понимал, что к посоху может быть прикреплена какая-нибудь неявная магическая ловушка.
Осторожно прощупал артефакт - ни намёка на ловушку. Ни намёка даже на хоть какую-то активность. Может, некромант обезвредил посох, чтобы случайно не навредить эльфийке?
«А что, пригодится, - подумал я.
– Палка, вроде, крепкая».
И схватился за артефакт, чтобы рассмотреть поближе.
Клянусь, столь глупых ошибок я больше в жизни не совершал.
Череп на навершии вдруг ожил и издал длинный пронзительный вопль. Энергия посоха вырвалась наружу, хлестнула во все стороны - пол заходил ходуном, жалобно задребезжали стёкла. Скелет некроманта резко сел на постели, его пальцы впились фалангами в моё и без того онемевшее предплечье, а в голове у меня прохрустел сухой, безразличный голос:
– Это ты зря.
Пространство затрещало, скомкалось и унеслось прочь; растущая чужая мощь выдернула меня из солнечного мира и швырнула в тёмный, пронизанный тленом слой Эфира, заключив в сложную энергетическую клетку. Краски побледнели, смазались - вместо стен уютного домика вокруг раскинулись серо-чёрные барханы, которые не должны были и не могли существовать в энергетическом пространстве. Так глубоко в Эфир я не заглядывал даже в самых смелых своих исследованиях - потому что боялся взгляда Бездны.
Меня скрутили, обездвижили и заставили смотреть, как из праха, что заменял здесь землю, восстаёт призрак. Он неторопливо обтекал свой костяной остов, словно не мог существовать отдельно; тяжёлая ухмылка не сходила с полупрозрачного лица. Некромант выпрямился, демонстративно хрустнув косточками, и вопросил:
– Что, человече, жадность обуяла?
Я с перепугу кивнул. Призрак говорил на Локуэле с южным акцентом, на новом для меня диалекте. Его черты расплывались, но в них всё же угадывался южанин средних лет, с большим носом, лысиной и глубоко посаженными глазами. Хуже всего был взгляд - подчёркнуто спокойный, словно прячущий за собой безумие.
– Зачем ты пришёл в мой дом?
– бросил некромант.
– Чтобы обокрасть? Забрать всё, что не пригодится мертвецам?
В его тоне таилась издёвка, которая не сулила мне ничего хорошего. От этого человека - пусть и мёртвого - исходила такая мощь, что заглушить её не мог даже постоянно фонящий Эфир. Некромант мог сделать со мной всё, что угодно, даже распылить на песчинки, и при этом бы даже не вспотел.
– Мне просто стало... любопытно, - выдавил я.
– Неужели? Некоторые люди как сороки, только хуже, - с презрением отозвался призрак.
– Птицы всегда чуют безделушки, которые лучше не трогать.
– Меня заинтересовал не посох, а его хозяин.
Некромант скривился и сверкнул глазами.
– Придумай что-нибудь поубедительнее, пока я тебя на тряпки не порвал.
– Мы просто пытаемся выбраться из долины, - сказал я, поняв, что призрак мне всё равно не поверит.
– Перевалы...
– А как же вы сюда попали?
– перебил некромант.
– Через какую щёлку вы просочились, тараканы?
– Из пещер. По высохшему руслу.
– Это на юге что ли?
– Да.
– Так вас, значит, пропустили скорпикоры?