Двуликий бог. Книга 2
Шрифт:
В те дни леденящий страх поселился в моём сердце. И пусть мне и доводилось проходить по этой горькой тропе, полной скорби и орошённой слезами, выхода больше не предвиделось. Локи оставался жив, здоров и силён, однако для меня его не стало. Мне приходилось видеться с ним каждый день, ощущать его прикосновения на своей коже, чтобы не погубить невинное дитя, однако мы почти не говорили, я старалась даже не смотреть в его сторону. Просто… Это было слишком больно. Мучительная тоска укоренилась в груди, отравляя меня ревностью и ненавистью. И я поддалась. Совершила непростительную ошибку, позволила себе забыться, погрузиться в них без остатка, не думая ни о ком, кроме себя. Да, я помнила только о себе, отгородившись от мира,
Так и вышло, что я не заметила отсутствия Асты. Как и обещала, служанка со всей тщательностью и ответственностью подошла к доверенному ей делу. Каждый вечер перед сном она входила в мои покои и рассказывала обо всём, что ей удалось выведать. Затем исчезала под покровом ночи, чтобы с первыми лучами Соль явиться снова. Казалось, девушка и вовсе не смыкала глаз, однако, поглощённая самолюбием, я не задумывалась о её благополучии. Меня интересовал Локи. Я полагала, что взбешённый нашей последней размолвкой, он решит отомстить мне всё тем же способом, мучительно болезненным для моей гордости. К моему удивлению, он с завидным упорством избегал прежних ошибок, даже отдалил от себя Рагну, а если и принимал кого-то в своих покоях, то его гостем оказывался один лишь Нарви.
Сын знал о произошедшей между нами ссоре — последствия её оказались слишком очевидными, чтобы не заметить их с его-то проницательностью. Я понимала где-то в глубине души, что разлад между нами ранит и огорчает юного господина, но была не в состоянии простить его отца. Сочувствия к Нарви для того не доставало. Первое время я беседовала с сыном, выслушивала его уговоры, а после ночью плакала в подушку. Затем не выдержала и перестала, отдалилась и от него. Отчаявшись, юноша начал искать надежды и утешения у повелителя. Мне неведомо, о чём они говорили долгими вечерами, однако Локи никогда не отталкивал сына, не пренебрегал его обществом и не отказывал в своём.
Если уж, ослеплённая своей болью, я не замечала даже сына, то с лёгкостью упустила и то, что однажды вечером Аста не вернулась. В тот день, после вечерней трапезы, бог огня приходил ко мне, чтобы снять жар и унять своё дитя, и в который раз попытался заговорить со мной, положить конец нашей разлуке. Он всё так же не воспринимал нанесённое оскорбление всерьёз, чем рождал во мне неудержимый гнев, ненависть и упрямство, которые только отдаляли нас друг от друга. Я упорствовала в своём молчании, и моя неприступность доводила его до неистовства. Я знала это, и, ведомая мелочной женской мстительностью, снова и снова провоцировала его холодными безразличными взглядами и презрительным выражением изогнутых в язвительной насмешке губ, позабыв всякую осторожность. Мне хотелось вывести его из себя, из ненавистного равновесия. Мне хотелось, чтобы он страдал, как страдала из-за его решений и поступков я. Не имело значения, от ярости, одиночества или бессилия.
И я добилась своего. Мы расстались в гневе ещё более сильном и непонимании ещё более глубоком, чем когда-либо раньше. Я ощущала и удовлетворение, и опустошение. Спустя несколько часов я сидела на постели, распуская сложную причёску из множества переплетённых кос и совершенно ни о чём не думая, не замечая времени. Ида устроилась у огня, не сводя с меня встревоженных любящих глаз, но я не замечала и её. Разум мой помутился на какое-то время, и я со стыдом и раскаянием вспоминаю тот период своей жизни. Время стояло позднее, чертог давно погрузился в сладкую полудрёму, а я и не думала ложиться в постель, возбуждённая последними событиями. Ида не ложилась тоже: она не смела хоть на мгновение оставить госпожу без присмотра и в последние дни спала в моих покоях, отходя ко сну уже после того, как я затихну.
То, что произошло дальше, я помню словно сквозь мутную дымку. Перед глазами стоят лишь расплывчатые очертания тех событий, собеседников, слов. Зато помню
Сердце моё остановилось при виде подруги, а затем дрогнуло, сжалось и помчалось вперёд с сумасшедшей скоростью. Я покачнулась, и Ида поспешила на помощь, чтобы поддержать меня. Так я и замерла, бессознательным порывом вцепившись в плечо служанки, не до конца понимая, что же настолько поразило меня. Набравшись смелости, я снова обратила взгляд на Асту. Спутанные рыжие локоны, болезненно поблёскивавшие глаза без какого-либо осознанного выражения, дрожавшие губы, точно она готовилась заплакать. Плечи содрогались от сухих и судорожных позывов, простенькое светлое платье было порвано, а на лице застыл ужас. Первобытный природный ужас, который и заставил моё сердце остановиться, однако я не сразу осознала это.
— Госпожа… — в испуге шепнула Ида, совсем как когда Локи застал меня наедине с Эйнаром, и, почти не отрывая ладони от бедра, указала кончиками пальцев куда-то чуть ниже пояса. Я взглянула вновь и похолодела. Разодранные складки платья обнажали красивые крепкие ноги и кровь, стекающую по внутренней стороне бёдер. Горло сдавило судорогой, потому что я сразу догадалась, что произошло. Я ещё не готова была поверить в это, но стремительная мысль пронзительной молнией вспыхнула в голове, оглушила. Кровь прилила к вискам, в ушах зашумело. Сквозь рокот, похожий на звук прибоя, я расслышала собственный голос — ледяной, как глаза Скади.
— Говори, Аста, — бедная девушка вздрогнула при упоминании своего имени, при звуке голоса госпожи. Губы её искривились, портя прелестное личико, глаза заблестели, из молодой груди вырвался судорожный вздох, и она зарыдала. Не заплакала, а сразу разразилась рыданиями, точно гром среди ясного неба. Я ощутила, как руки заходили ходуном. — Говори, что с тобой случилось. Я хочу знать всю правду.
— Я не виновата, госпожа! — захлёбываясь рыданиями, несчастная служанка упала передо мной на колени, хватаясь не слушающимися руками за подол моего ночного платья. Ида испугалась и отшатнулась, вскрикнула. Я осталась на месте, не произнося ни звука, глядя на Асту, не в силах поверить в происходящее. — Мне ничего не оставалось, у меня не было выбора! Он… Он поймал меня у дверей, точно поджидал. А я… Я… — девушка задохнулась, поперхнулась и закашлялась. Я ощутила, как руки похолодели сильнее, в кончики пальцев вливался могильный холод. Я сжалась, точно тщетно пыталась согреться, склонила голову, взглянула на раздавленную жертву чужого вероломства, распластавшуюся у моих ног. — Что я могла сделать, госпожа?.. Он приставил клинок к моему горлу, сказал, если воспротивлюсь… Если… Моя жизнь перед ним ничтожна… Да и разве смела я перечить повелителю?..
В ту минуту что-то внутри меня разорвалось, и гнев пульсирующими толчками наполнил всё тело, каждую жилку. Я ослепла от ярости, перед глазами стояли яркие пятна, застилая взор. Не до конца понимая, что делаю, я вырвала подол у Асты из рук, оттолкнула служанку прочь. Движение не отличалось резкостью или силой, однако сломленная девушка не ожидала его, потеряла равновесие, прокатилась по полу. Испугавшись скорее происходящего, нежели увечий, приподнялась на локте, бросила на меня взгляд преданных и полных горечи глаз.