Дядя Джимми, индейцы и я
Шрифт:
Неужто правда, что мы так быстро нашли себе угол? В такую роковую минуту не время для дурацких шуток. Мы не могли действовать наугад и на авось! Без жилья мы потеряем работу и замёрзнем на улице, как бомжи. Нас выбросят на съедение медведям, что, по словам Джимми, в Канаде обычное дело:
— Так государство экономит на погребении большие деньги.
Я разыскал дядю на двадцать четвёртом этаже.
— Тебе что, электрополотёр на голову упал? — спросил я. — То, что ты мне написал в записке, должно быть, розыгрыш?
— Не-е! — сказал он. — Я подыскал для нас апартаменты
— Хм! Не иначе как Геня упомянула нас в своей вечерней молитве! — сказал я.
Джимми разозлился, его толстые щёки побледнели:
— Не напоминай мне про Генины суеверия! И не вздумай рассказать Бэбифейсу какую-нибудь историю про Иисуса, ты всё испортишь! Индейцы ведь и колдовать могут! Они ещё превратят тебя в вырезку из бизона! Вот тебе ключ от нашей новой квартиры, поезжай туда и будь индейцем! Завтра мы устроим переезд!
Значит, новый угол оказался правдой! Сумасшедший краснокожий Бэбифейс действительно предложил моему дяде переехать в его маленький дом в индейском квартале. На первом этаже там были две свободные комнаты; как он сказал, в них уже давно никто не жил. Всего за пятьсот долларов в месяц мы могли их занять. Я подумал: ничего, уж лучше с толстяком и дураком под одной крышей, чем под открытым небом.
Из нашей квартиры нам пришлось перевозить не так уж много: только музыкальные инструменты, боксы Джимми для стереоустановок и сами стереоустановки, потом телевизор, мои пластинки и старые альбомы с фотографиями. Поскольку у нас больше не было машины, нам пришлось перевозить вещи на автобусе.
— Никого не подпущу к моему телеку! Сам его понесу! — заявил дядя.
Мне доверили члена нашей музыкальной группы мистера Ямаху. Ну, уж с ним-то я как-нибудь управлюсь, подумал я, но вот как этот маленький толстяк взгромоздит себе на горб огромный телевизор?
Джимми прижал телевизор к своему животу и сказал:
— Осторожно! Дорогу! Я иду!
— Дядя, тебя же совсем не видно!
Мы направились к остановке автобуса, и я выполнял роль собаки-поводыря для слепого. Когда мы появились с первой партией груза у Бэбифейса, он попытался руководить нашим передвижением по саду перед домом. Тут я увидел двух странных животных: карликового пони и собаку, которые по форме и по цвету почти не отличались — два пепельно-серых косматых существа. Они радостно бросились навстречу Джимми, и я уже видел наш телевизор разбитым на тысячу осколков. Дядя, столкнувшись с пони и получив мощный удар сбоку, приземлился на задницу, но крепко удержал свой груз в руках и воскликнул:
— Ах ты, негодная шавка! Неужели не видишь, что я тяжелогружёный!
Бэбифейс сказал:
— Это не собака — это пони, его зовут Крези Хоре, он валлийской горной породы, очень благородных кровей!
— А нельзя ли запрячь этого мустанга на один рейс? — спросил Джимми.
— Об этом не может быть и речи! — сказал Бэбифейс. — Он же не мул! Уж лучше я сам поеду за вашим барахлом на своей машине!
III. Дядя Джимми, индейцы и я
Бэбифейс жил вместе со своим приёмным сыном Чаком, индейцем навахо из Чикаго.
Кроме
Чак в гараже ремонтировал старые автомобили, холодильники, стиральные машины и электрические плиты, а потом продавал их.
На вечеринке по случаю нашего новоселья дядя пустил в ход все средства: он показывал индейцам фотографии из Ротфлиса, рассказывал им о поселковом старосте Малеце, о забое свиней и о своих спорах из-за колбасы. Он поведал о своей работе в государственной страховой компании и о пожарах.
— Боже мой! — говорил он. — Вы, краснокожие, и представить себе не можете, как у нас всё полыхало огнём: повсюду одно только обугленное дерево и обгоревшие трупы!
Бэбифейс предположил:
— Польша, должно быть, очень опасная страна. Что же, у вас нет пожарных лестниц?
— Такой сложной инженерной техникой мы в Ротфлисе не располагали. Если уж у нас начинало гореть, нам приходилось бежать в Америку, — сказал Джимми.
Мой дядя, питавший особую слабость к хищным рыбам, подарил Бэбифейсу двух пираний - кариб.
— Дорогой краснокожий! Я предпочёл бы поймать для твоего аквариума настоящую щуку, — сказал он, — но и эти две карибы тоже не от плохих родителей произошли.
Бэбифейс сказал:
— Спасибо, Джимми. С сегодняшнего дня мой дом — твой дом и мои подарки — твои подарки.
Он вернул моему дяде пакет с рыбками.
— Понимаю, — сказал тот, — это я знаю, это социализм!
Чак был на два года старше меня. У него были длинные чёрные волосы и накачанное тело. Он носил в основном старую, во многих местах испятнанную машинным маслом солдатскую куртку без знаков отличия и кроссовки. Чак поглядывал на обоих стариков и взахлёб смеялся. Улыбка у него была до ушей, в его просторном рту свободно мог бы поместиться кулак.
— Тео, — сказал он, — а для тебя я приберёг кое-что особенное, мне мои бывшие армейские друзья Биг Эппл и Джинджер привезли из Штатов!
Он достал из-под стола бутылку коньяка и блок «Лаки страйк» без фильтра. Джимми удивился:
— Биг Эппл и Джинджер? Этих уголовников я, кажется, знаю, это было что-то!
Потом он повернулся ко мне:
— А ты? С каких это пор ты пьёшь?
— Единственный, кто здесь пьёт, это, пожалуй, ты, — сказал я.
— Да, ну так пусть твой подарок будет и моим подарком тоже! Ты, алкоголик!