Дьявол начинает и...
Шрифт:
Я кинула Дамиану на прощание.
– Позвонишь вечером. Или лучше завтра. Я как раз успею отдохнуть.
– Лучше вечером. Если моя теория правдива, у нас мало времени.
– До чего?
Дамиан лишь покачал головой и вновь завел машину. Я не стала дожидаться, пока авто скроется из виду, быстро зашла в подъезд. Поднялась на свой этаж, открыла двери.
– Вить, ты, что ли?
– на пороге появилась бабуля.
– Рано ты сегодня. Ну, и хорошо. Пообедаешь хотя бы.
– Я не голодна.
– Ты так себе желудок испортишь!
– начала ворчать бабушка.
– Пока ж не испортила!
– я чмокнула бабушку в щеку, затем пошла, вымыла руки, сделала себе чай и присела в кресло в гостиной. Достала из ящика стопку перетянутых алой лентой фотографий, которые так и не вставили ни в один из фотоальбомов. Развязала ленту и начала перебирать карточки.
Одна, вторая...
Я ведь могла ошибаться. Померещилось мне, всего-то на всего. Ведь правда...
Нет, не ошиблась!
Я поднесла к глазам одну из фотографий. Кажется, десятую по счету. Маленький, обгорелый с одной стороны снимок. Да и ракурс на фото не самый удачный. Но не это меня интересовало. Лицо...
До боли знакомое лицо!
Глава 8. Дела давно минувших дней
Десять лет назад...
– Что ты там все рассматриваешь?!
– вертлявая девочка хотела вырвать у меня из рук фотографию, но я ударила ее ногой. Раз, другой. Зажала карточку в руках и прижала к груди.
– Нет!
– Бешеная!
– девчонка показала мне кулак.
– Все равно отберу!
Я смотрела на нее с испугом. Сердце в груди билось все сильнее.
"А вдруг и впрямь..." - я отбросила от себя эту мысль, показала забияке (ее отдаляющейся спине, если точнее) язык и отвернулась в угол. Разгладила фотографию. Провела пальцем по улыбающемуся лицу. Почувствовала, как по щеке катится слеза. Быстро вытерла ее, пока никто не заметив. Глубоко вздохнула и все же расплакалась.
– Мамочка... Мама!
Кто-то нежно прикоснулся к моей голове. Я резко обернулась.
– Ма...
– слова застряли в горле. Это была не моя мама.
Передо мной стояла низенькая старушка - вроде как, здешняя воспитательница. По крайней мере, мне так сказали.
Я снова вцепилась в фотографию.
– Не отдам!
Старуха бросила на меня непонимающий взгляд, тихо фыркнула.
– Есть иди, или тебе особое приглашение надобно?
– Я... Не хочу! Не хочу есть!
– я ударила пятками кровать, а затем уткнулась лицом в грязную подушку без наволочки, пробормотав еще и оттуда.
– Не хочу!
– Ну, как хочешь. До вечера голодной ходить будешь!
Шаги начали отдаляться. Я непонимающе обернулась. Дома меня всегда уговаривали пойти поесть, рассказывали о том, как полезно кушать три раз в день. Такое странное слово... Рацион. А здесь... И как я вообще могла перепутать эту старуху, ведьму страшную, кикимору с... Мамочкой?!
Я знаю, мне говорили. Кажется, последние дней пять мне только и делали, что говорили: твоя мать умерла. Умерла. Умерла...
Это было так странно. Я просто не могла поверить. Вот был человек, а потом... Потом раз, и его не стало. Ну, не может такого быть, просто не может!
Помню, в первое мгновение я забилась в угол квартиры и не хотела оттуда вылезать, размазывала по щекам слезы, отчаянно брыкалась, когда меня пытались поднять на руки.
Все равно выволокли. Тетя Люба, соседка наша, даже накормить меня хотела. Да что толку? Кусок в горло не лез. Так и сейчас...
Я еще крепче прижала к груди фотографию, чувствуя, как слезы катятся по щекам и подбородку, а затем падают в расстегнутый ворот рубашки. Больно было, а еще как-то жутко и пусто. Будто дыра в груди. Черная-черная. И она была там все эти дни: когда я пришла домой, а там никого, когда мама не пришла и к вечеру, зато в квартиру ввалился полицейский. С большими черными усами. Кажется, только усы я и запомнила. Они были такого же цвета, как и дыра внутри меня.
А затем я только плакала и кричала, соседка пыталась меня успокоить, но едва ли ей это удалось. Я ничего не понимала, не хотела понимать, только плакала, визжала, бездумно размахивая руками. А потом какая-то незнакомая тетка ударила меня по щеке и, словно мешок с картошкой, погрузила в машину.
Невесть как разбитое стекло, слезы на щеках и проносящиеся мимо меня улицы. Такие знакомые и такие далекие. Так я и оказалась в интернате. Будто навсегда заперта в этом угрюмом сером здании за высоким блочным забором, который скрывал все, что происходило внутри.
***
Я тяжело вздохнула и отложила фотографию в сторону, пытаясь отвлечься от тягостных воспоминаний. Как бы не так! Навалилась боль. Тысячи воспоминаний, которые, казалось бы, давно должны были исчезнуть. Но нет...
– Мамочка, ну, купи. Ну, ты только посмотри на того мишку. Он такой хороший!
– Да у тебя же уже есть такой.
– Нет, то другой. Он старый. И у него рука отваливается. Ну, эта... Лапа. Ты же мне сама зашивала. А этот такой красивый...
– Я ненавижу школу! Нет, ты просто не представляешь, - я врываюсь в большую комнату, бросаю рюкзак на пол.
– Как я ненавижу школу!
– Бросай.