Дьявол по соседству
Шрифт:
60
Плакать, просить и умолять было бессмысленно. Это Мейси очень быстро узнала от своих похитителей. Они больше не были людьми. Только человеческому разуму, цивилизованному разуму было знакомо высокое понятие сострадания. Но эти существа были не людьми, а зверями. Грязными, вонючими, мерзкими зверями.
Поэтому она не стала сопротивляться.
Не стала умолять.
Позволила тащить себя голой по улицам, по тайным ночным каналам. Руки у нее были связаны. Обнаженное тело вымазано в крови, и смердело мочой и потом. На шею ей накинули петлю, и теперь она была их домашним животным, их рабыней. Она не знала, почему они просто не убили ее. Но молилась об этом.
Молилась
В те редкие минуты, когда Мейси не была охвачена ужасом и отвращением, она поражалась тем, насколько ее мир, мир, который еще двадцать четыре часа назад был совершенно обычным, напоминал сейчас доисторические времена. Когда голова у нее была достаточно ясной, чтобы объективно смотреть на вещи, ее поражала абсурдность происходящего. Этого не может быть. Просто не может быть. Но это было. И как бы не пыталась, она не могла пробудиться от этого кошмара. Ее мир, до скучного однообразный, и все же пестрящий возможностями, превратился в узкую, безымянную пустоту, где она была жертвой, игрушкой, домашним животным и добычей семейства первобытных дикарей. Каннибалы. Убийцы. Звери. Гребаные чудовища.
А Луис? Где же Луис?
Больно было думать о нем, поскольку пару дней назад он был всего лишь мужем ее соседки, Мишель Ширз. Но сегодня, после всего, через что они прошли, он стал чем-то еще. Защитником, другом, наставником... Боже, он стал слишком многим для нее. При воспоминании о нем, сердце у нее учащенно забилось.
Странно, но до этого, она максимум говорила ему "привет", когда видела его моющим машину или подметающим опавшую листву. Каждое лето они с Мишель устраивали вечеринки у себя на заднем дворе, но мама всегда выставляла себя такой дурой, поэтому Мейси ускользала оттуда при первой же возможности. Так что до сегодняшнего дня Мейси его не знала. Знала, но плохо. Но вместе они через много прошли, и теперь ей страшно его не хватало, будто между ними образовалась некая крепкая эмоциональная связь. Она переживала за него всем сердцем, не потому что испытывала к нему влечение, или вроде того. А потому что он был единственным, на кого она смогла положиться в этот ужасный день. Он пошел туда ради нее. Рисковал жизнью ради нее. Делал все без колебаний, без каких-либо скрытых мотивов. Она мысленно представляла себе его лицо, и это ее успокаивало. Она знала, что, будь Луис жив, он сделал бы все возможное, чтобы спасти ее.
Будь он жив.
Размышляя об этом, она начала понимать, что он нравится ей не совсем платонически. Хотя знала, что это глупо. Очень, очень глупо. Господи, ей - всего шестнадцать, а ему - сорок, или вроде того. Он женат на Мишель, на высокой, стройной красавице с длинными, темными волосами, струящимися по спине. В ее манере поведения было столько уверенности и достоинства, что Мейси просто не могла с ней равняться. Луис даже на секунду не задумался бы об этом...
Но, что если задумался, Мейси?– спросила она себя. Что если задумался? Что если, будь они по-прежнему вместе, он обнял бы ее... что тогда?
Она знала. Она чувствовала внутри себя тепло. Так было всего пару раз до этого, и никогда с мальчишками из школы, а только со взрослыми мужчинами. Мальчишки из школы были неуклюжими, глупыми и незрелыми. Они не были мужчинами. В отличие от Луиса. Конечно же, если б он попробовал что-то такое, она растаяла бы у него в руках. Позволила бы ему лечь с ней. Позволила бы ему войти в нее. Теперь она знала это. Возможно, она пыталась притворяться, что это не так, с того дня, когда они объединились, но теперь уже не сомневалась в этом. Чувствовала, как в ней разгорается этот огонь, с того момента, как они сидели у него на крыльце, и он смотрел на нее с таким... таким голодом.
Потом она это почувствовала. В школе из мальчишек ее мало кто интересовал,
Возьми себя в руки!
Да, да, ей нужно это сделать. Откуда взялась вся эта чушь? Должно быть, это все из-за стресса, странности происходящего и страха. Должно быть, так и есть. Потому что она никогда не думала ни о чем подобном. Так могли рассуждать Челси, Шэннон или одна из тех распутных чирлидерш. Они фантазировали о таких вещах, о сексе со взрослыми мужчинами. О том, как они раздвигают ноги и чувствуют, как кто-то начинает проникать в них медленно и осторожно, затем все ускоряется и ускоряется до тех пор, пока ты уже не можешь терпеть. Ощущение плоти, соприкасающейся с плотью, языка, играющего с языком...
Мейси тяжело дышала, тело у нее стало горячим на ощупь. Будь рядом с ней Луис, она бы покраснела.
А может, ты просто опустилась бы на колени...
О, боже милостивый, опять это.
Она снова теряет контроль над собой. После ее нападения на Челси, она весь день беспокоилась, что это вернется, вернется и захватит ее... та кипящая тьма. Что тот злокачественный цветок, который расцвел у нее голове и закрылся, снова расцветет и перенесет ее в то ужасное место. В то первобытное, деструктивное место, где ты даешь волю всем своим порывам, со зловещей радостью. Теперь она помнила это. Каково это было, насколько это
(возбудило)
оскорбило ее. Помнила, как все грязные и темные желания выскочили из глубин ее разума на передний план, и она не могла себя контролировать. Честно говоря, ей был не нужен этот контроль, и она даже не знала, что это такое. Неужели это снова происходит? Неужели это снова захватывает ее? Если так, то она была просто рада, что Луиса нет рядом, потому что... иначе, она захотела бы его. Прижалась бы своим ртом к его, обняла бы его и потребовала, чтобы он тоже обнял ее, чтобы делал с ней всякое, использовал ее снова и снова.
Продолжая тяжело дышать и дрожать, Мейси поняла, что ничего такого с ней не происходит. По крайней мере, такого, что было раньше. Когда безумие захватило ее, она почувствовала себя свободной, хотя никогда не призналась бы в этом. Сейчас у нее было подобное ощущение. Только в этом не было ничего опасного. Она просто чувствовала волнующие ее вещи. Чувствовала желание и страсть, и, честно говоря, не испытывала при этом неловкость. Живущая в ней женщина заявляла о себе. И хотя это пугало ее до определенной степени, она чувствовала облегчение. Потому что давно уже ждала этого, и это, наконец, пришло.
Здесь ей пришлось быть реалистом.
Но если Луис не умрет, и мы найдем друг друга, то... то...
Она лишь надеялась, что если он умрет, это случится для него быстро и относительно безболезненно. Сейчас она почерствела до такой степени, что стала безразличной почти ко всему. Ее не волновало, что они сделают с ней, она лишь надеялась, что Луис Ширз умрет быстро.
Девчонка, которая вела ее, остановилась.
Мейси вдруг осознала, что давно уже шла, спотыкаясь, совершенно оторванная от реальности. Она хорошо знала Гринлон. Но в темноте не могла сказать, где именно они находятся. Мужчина, кажется, тоже не был уверен. Он стоял и озирался вокруг. Потом сказал что-то женщине, и та опустилась на четвереньки, стала ползать по траве чьего-то двора и нюхать. Нюхать, как собака. Затем возбужденно подпрыгнула, начала хрюкать и оживленно жестикулировать. Мужчина, похоже, понимал, что она говорит. В отличие от Мейси. То хрюканье и фырканье... напоминало утробные звуки диких кабанов.