Дьявол в музыке
Шрифт:
– А вы, синьор граф? Вам было что-то отказано?
– Пустячок, - на лице Карло появилась ироничная улыбка – несколько тысяч лир на заупокойные мессы по брату. Шиллинг на свечки, как говорят у вас в Англии.
– Вы знали заранее о том, как ваш брат распорядится своим имуществом?
– О, да. Он говорил мне несколько лет назад, когда просил стать его душеприказчиком.
«Тогда к чёрту версию о том, что граф Карло убил брата, чтобы поправить свои дела», - подумал Джулиан и спросил:
– Эрнесто рассказывал вам об анонимной посылке, что оставили для маркеза Лодовико у ворот замка?
– Да. Он сказал Беатриче и мне. Ни я, ни она не представляем, откуда она могла прийти и что в ней было.
Джулиан прижал платок к носу и чихнул.
– Если бы маркез Лодовико перед смертью писал музыку, вы бы об этом знали?
– Нет. Почему вы спрашиваете?
– Эрнесто думает, что он писал.
– Я помню, что Лодовико пытался писать музыку, когда мы были молоды, но у него не было никакого таланта. Он горько разочаровался. Я никогда не слышал, чтобы он возвращался к этому творчеству.
– Возможно, что-то могло найтись в его бумагах.
– Я не знаю. Я просматривал лишь его юридические документы – акты, договоры и так далее. Письма и частные документы я запечатал и отдал Ринальдо, - Карло нахмурил брови. – Вы думаете, там было что-то важное?
– Это оборванная ниточка – в расследовании они доставляют мне столько же неприятностей, сколько на фраке, - Джулиан задумчиво посмотрел на Карло, - Синьор граф, кто по-вашему убил Лодовико?
– Орфео – очевидный подозреваемый. Но я всегда испытывал привязанность к обречённым, потому ловлю себя на том, что сочувствую ему.
В комнату ворвался лакей.
– Ваше сиятельство, её светлость послала меня сказать вам и синьору Кестрелю скорее идти к ней!
– Спокойно, мой мальчик! – ответил Карло. – Что случилось?
– Приехал комиссарио Гримани, ваше сиятельство. И он мрачный как туча!
Глава 12
Комиссарио Гримани не стал тратить времени на вежливости. Он стремительно вошёл в гостиную и, не обратив внимания на Карло и Джулиана, приблизился к дивану, где сидела маркеза. Поприветствовав её кратчайшим из возможных поклонов, он отчеканил:
– Насколько я понимаю, маэстро Донати остановился здесь.
– Какое удовольствие видеть вас, синьор комиссарио. Да, маэстро Донати мой гость.
– Почему вы не сообщили мне?
– Мой дорогой комиссарио, было бы оскорбительным уведомлять вас о том, что вы и сами могли и должны были узнать. Позвольте познакомить вас с моим другом синьором Кестрелем.
Гримани окинул Кестреля пренебрежительным взглядом – его глаза были холодны и бесцветны, как лёд. Комиссарио оказался жилист и худощав. У него была узкая голова, тонкие губы, а прямые каштановые волосы росли очень ровно. Джулиан подумал, что они не посмели бы вести себя иначе.
– Рад знакомству, синьор комиссарио, - сказал Джулиан.
Гримани был неприятно удивлён – вероятно, не ожидал, что англичанин бегло говорит по-милански.
– Маркеза Мальвецци писала мне о вас. Вы взялись за это дело, потому что думаете, что превосходите всю миланскую полицию?
– Ни в коем случае. Но поскольку ваш подозреваемый – англичанин, моя помощь могла бы пригодится.
– Что именно вы предлагаете?
Джулиан изложил свой план – изучить виллу и окрестности, расспросить всех, кто был в ссоре с Лодовико Мальвецци незадолго до его смерти, или выиграл от неё. Гримани слушал с возрастающим нетерпением.
– Столь обширное расследование – пустая трата времени, - сказал он, - и просто оскорбительно для семьи и друзей маркезы. Мы знаем, что в ночь убийства неразумный молодой человек оставался с маркезом Лодовико почти один на один, а потом сбежал. Я полагаю, вы защищаете Орфео потому что он англичанин?
Джулиан пожал плечами.
– Среди англичан рождается не меньше висельников, чем среди других народов. Но Орфео ничего не выиграл от смерти маркеза и немало потерял. Одним выстрелом он превратил себя из многообещающего протеже могущественного и влиятельного покровителя в беглеца, что не может появляться на людях, не рискуя выдать себя, и которого повесят, если сумеют поймать.
– Это было преступление на почве страсти или политики, - отрезал Гримани. – Ваши рассуждения с этим не согласуются. – Он повернулся к маркезе.
– Когда вы собираетесь на озеро Комо?
– Утром в пятницу, - отозвалась та.
– Позвольте мне присоединиться. Я хотел бы осмотреть виллу и беседку, а также обсудить преступление с местными чиновниками, что расследовали его тогда. И хотя я считаю, что намерения синьора Кестреля легкомысленными и ненадёжными, они убеждают меня, что он сможет найти полезные мне доказательства, и я не могу рисковать пропустить или утратить их.
– Но мой дорогой комиссарио, - возразила маркеза, - я никогда себе не прощу, если наши легкомысленные и ненадёжные занятия отвлекут вас от серьёзных дел в Милане.
– Сейчас меня здесь ничто не держит, ваша светлость. Я послал своих людей разыскивать Лючию Ланди и Антонио Фарезе, и их доклады найдут меня на вилле так же легко, как в Милане. Это дело решённое. Если у вас есть возражения, вы можете обсудить это с генеральным директором полиции. А теперь я бы хотел расспросить маэстро Донати. Будьте добры послать за ним.
– Ваше очарование озаряет всё вокруг, синьор комиссарио, - маркеза взглянула на деверя, что стоял, опёршись о каминную полку, сложив руки и глядя на Гримани с нескрываемой неприязнью. – Карло, ты позвонишь?
Карло поклонился, показывая, что выполняет её просьбу, а не приказ комиссарио. Он позвонил; появился лакей, и маркеза велела ему позвать маэстро Донати.
– Пока мы ожидаем, я бы хотел кое-что показать вам, - Гримани запустил руку во внутренний карман сюртука и вынул предмет, завёрнутый в коричневую бумагу. Джулиан немедленно заинтересовался – особенно мельком увидев имя Лодовико, написанное на боку крупными, угловатыми буквами.