Дьявол за правым плечом

Холина Арина

Маша вскочила, схватила кружку, грохнула ее о пол и с воплем:

— Как вы смеете на меня орать! — выскочила из дома.

Она была даже рада — эта кикимора выжала из нее все соки: начиная с того, что ехать в этот Серпухов надо было два часа туда и два обратно, и заканчивая хамством, которое старуха даже не пыталась умерить.

Но уже в машине Маша передумала. С какой стати? Она что, сделает Жабе такой подарок — избавит ее от своего присутствия? Маша вернулась, оставила машину во дворе, что было строжайше запрещено, и бросилась к дому.

— Ну уж нет! — она ногой распахнула дверь и встала посреди комнаты. — Я от вас так просто не уйду!

Жаба вроде как с уважением на нее посмотрела, кивнула на стул и даже заварила чай! У Маши отвисла челюсть — она была уверена, что Жаба пьет воду из болота и ест пиявок — у нее на печи вечно варилось что-то тошнотворное.

Но Жаба поставила на стол вазу с конфетами, достала коробку рассыпчатого печенья и даже постелила скатерть!

— Глупости ты вытворяешь! — сообщила она, поставив перед Машей чашку красного от крепости чая. — А я глупых не люблю.

Маша посмотрела на нее, ожидая продолжения.

— Ты хоть поняла, что тебе карты показывают?

— Да не люблю я эти гадания! — рассердилась Маша. — Мне неинтересно, что будет! Пусть хоть потоп! Не хочу!

— Это всего лишь точка зрения, — спокойно произнесла ведьма. — Но правда в том, что ты, девочка, влипла.

— Куда это я влипла? — насторожилась Маша.

— В говно! — рявкнула бабка. — По уши! Тебе бы отойти вовремя в сторонку, ан нет — она лезет, нарывается!

— Вы это о чем? — обиделась Маша.

— О твоем бубновом интересе! — ехидно заметила Жаба.

— Ах так… — Маша задумалась. — Вот что… — она помедлила, но решилась: — Ты, старая корова, не смей мне указывать, что делать! — закричала она. — Меня все эти ваши гадания, вся эта ваша устаревшая магия ни фига не волнует! Бесконечно далеки вы от народа, а я уж и подавно лучше знаю, что мне делать! Если я хочу быть с Андреем — я с ним буду и ни за что не поверю, что любовь может хоть кому-то повредить! Пока я была человеком, все лезли со своими советами, и сейчас лезут — что же это такое?!

— Думаешь, ты самая умная?

— Да! — Маша развела руками. — Думаю!

— Твои подружки развлекаются, им бы все интриги плести, — предупредила Жаба. — Да и не подружки они тебе.

— А кто подружка? Ты? Вы?.. — расхохоталась Маша.

— За все мои грехи я наказана, — сухо ответила Жаба. — Думаешь, мне тут, в бабках, нравится? Думаешь, я себя в зеркале не вижу? Молодая ты, наглая, вот и нарываешься. Мир ты не изменишь — уж поверь мне, а вот себе нагадить можешь.

— Я не буду поступать против своих чувств. Мне этого уже хватило. Ведьма я или нет? — Маша отпила чаю, который, как ей теперь показалось, был с каким-то странным привкусом.

Жаба подумала.

— Вот что… — она ушла в соседнюю комнату: пролезла в щелку и аккуратно прикрыла за собой дверь. В комнате послышался шум, звон, после чего ведьма точно так же, бочком, протиснулась в, так сказать, гостиную. — Держи, — она протянула Маше связку ключей.

— Это что такое? — Маша двумя пальцами взялась за брелок, который от пыли и грязи стал похож на кусок помета.

— Это квартира, — сказала Жаба. — На время.

— Ой, спасибо, но у меня есть квартира, так что… — забормотала Маша, которой было неловко — и особенно за то, что она не могла воспользоваться тем, что Жаба в кои-то веки проявила человечность. Правда, Маше бы вполне хватило чашки чаю — ну, может, с конфетой, а квартира… Уж как-то слишком щедро. Тем более со стороны Жабы. Хотя, вполне вероятно, что эта грымза просто злилась на одиночество, на свое уродство и на старость, а в душе она — милая, сердечная и отзывчивая женщина. Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

— А ты хотя бы посмотри, — предложила та, написала на бумажке адрес и протянула листок Маше.

Маша посмотрела. Тверская. Знаменитый дом, в котором жила самая что ни на есть элитная элита. Ладно. Посмотреть можно. Наверное, Жаба что-то удумала — худое, конечно, но пока она ничего не требует, а за просмотр денег не берут…

— Там по средам и пятницам уборщица приходит, Люся, — сообщила Жаба.

Маша поехала домой, и в город въехала в начале второго. Проезжая по Тверской, поклялась, что сейчас отправится домой, но у того самого дома резко притормозила, побарабанила по рулю и решила, что зайдет — только на минутку.

В подъезде было прохладно, консьерж спал, и Маша незаметно поднялась на последний этаж, встала возле старой потертой двери и достала ключи. Еще была возможность убежать, но Маша ею не воспользовалась — она отперла замки, потянула на себя створку, перешагнула порог, нащупала выключатель, и тут же поняла, что никуда отсюда не уйдет.

Это была удивительная квартира. В ней пахло чистотой и прохладой. Стены были обиты шелком — бежевым, в золотисто-коричневую полоску. На стенах висели картины — от старинных до современных. И тут было просторно. Настолько просторно, что Маше квартира показалась

дворцом, она была двухэтажной, — для одного человека здесь было даже слишком много воздуха. Правда, Маша быстро освоилась, и через минут десять ей уже казалось, что воздуха — в самый раз. Внизу, в огромной комнате, не было перегородок — четыре окна в ряд выходили на Тверскую, а пятое и шестое в кабинете — во двор. И что странно, здесь не было шумно — то ли магия, то ли этаж высокий. В гостиной стояли бархатные зеленые и коричневые, цвета горького шоколада, диваны. В кабинете — секретер, стол с засаленным зеленым сукном и несколько шкафов с книгами. Кухня была небольшая, но уютная — разномастная мебель, обшарпанный стол с белой ажурной клеенкой, старинная чугунная плита с современной конфоркой. В ванной было небольшое окно, белый кафель с узорчатым бордюром и зеркало во весь рост. Вроде и просто, вроде без претензий, но чувствовалось, что здесь живет не первое поколение — и каждое вносит что-то свое в этот дом, добавляет шарма, заботится о том, чтобы тут было красиво. Но кроме того, в квартире был какой-то необычайный дух — тут хотелось творить — творить самозабвенно, отчаянно, с отдачей, хотелось мыслить, искать и находить, хотелось испытывать восторг открытий и мучиться в сомнениях. Маша поднялась на второй этаж и попала в спальню, из которой вело несколько дверей. За первой находилась еще одна ванная комната, за второй — совершенно пустая гардеробная, и третья была заперта. Маша озиралась по сторонам, пока по совершенно необъяснимой причине не открыла дверцу, за которой прятался маятник часов, — и там действительно нашла ключ. В последней комнате была библиотека — и какая! Воздух тут был сухой и прохладный — видимо, поддерживалась нужная атмосфера, полки были закрыты стеклом, и не было электричества — только окна и свечи. Маша зажгла свечу, отодвинула стекло и провела пальцем по корешкам. Ей почудилось, что просто так, ради праздного любопытства, нельзя снимать книги с полок. Нужно их уважать. В них — знания. От книжек даже шел особенный запах — запах мудрости. Запах мыслей. Мысли были светлые, блестящие, черные, грязные… Маша закрыла витрину — чтобы удержаться от соблазна, вышла из библиотеки, постояла в комнате и плюхнулась на кровать — прямо на роскошный плед из чернобурки. Кровать низкая, твердая и очень широкая — спать можно было хоть поперек, и все это было так шикарно, так изысканно, что Маша поняла, почему люди стремятся к богатству, — ее квартирка, хоть и на Патриках, отсюда казалась жалким сараем — особенно если учесть, что она была размером с местную прихожую.

Это была жизнь, которой позавидовали бы миллионы девушек, — а Маше она досталась просто так (пусть временно) — просто потому, что она ведьма. Это справедливо? Или не очень?

Но Маша решила особенно не углубляться в философию — вскочила с кровати, бросилась вниз и помчалась домой — за вещами. В течение получаса сдала квартиру — позвонила знакомая журналистка (немного двинутая дамочка — могла позвонить хоть в пять утра) и пришла в экстаз — их сотрудник, новый английский арт-директор, как раз искал квартиру в центре. Ура! Денег теперь станет больше на целых полторы тысячи долларов! Можно не париться, уйти с работы и размышлять о том, чем она, Маша, будет заниматься.

Маша вызвала на завтра домработницу, распихала вещи по тюкам, в два захода перетащила барахлишко на Тверскую и поняла, что уже почти четыре утра. Вещи Маша оставила в коридоре, вынула только косметику и зубную щетку, поднялась на второй этаж, разделась и открыла окно. С улицы ворвалась духота — ночь была сухая, горячая, без ветерка — город страдал, изнывал от жары, и Машу осенило. Она уже обнаружила лестничку, которая вела на крышу, — отперла люки и, голая, выбралась на крышу. На крыше было не очень приятно — раскаленный гудрон отдавал жар, отчего горели ступни, и воздух был какой-то острый, неласковый… Маша запрокинула голову, раскинула руки и вдохнула — чтобы почувствовать, в какой стороне гроза. Гроза была на востоке — и довольно далеко, но Маша дозвалась — она гнала мысли туда, где гремел гром и сверкали молнии, и несколько туч собрались и помчались к ней — они заслоняли легкие ночные облака, неожиданно закрывали синее звездное небо — пока не добрались до Москвы и не зависли над Кремлем. Маша обратилась к ветру, который подчинился ее зову и взвыл, наотмашь ударил по деревьям, с разбега врезался в дома и закружился, подняв вверх пакеты. Маша хлопнула в ладоши — две тучи столкнулись друг с другом и громыхнули на весь квартал, выстрелила молния и плетью рассекла небо. Маша немного подождала: в грозе ведь главное — предчувствие, потомила — высекла еще несколько молний — страшных, ветвистых…