Дьявольская Королева
Шрифт:
Потом я стала отказываться не только от бульона, но и от воды. В тот день у меня началась лихорадка. За окном выл ветер, заглушая пушки. Зубы стучали, я тряслась от озноба, одеяла не согревали. От огня в камине жгло глаза, они слезились.
Я впала в забытье — и уплыли куда-то стены, кровать и ветер, передо мной появилась каменная стена, окружавшая поместье Медичи, и мальчик с конюшни. Он был жив, из его шеи торчала рукоятка стилета, мы обсуждали необходимость его смерти. Затем я оказалась
Когда, заплаканная, страдающая и растерянная, я обнаружила, что лежу в кровати в монастыре ле Мюрате, за окном сгущались сумерки. Пламя в очаге по-прежнему было слишком ярким, воздух — слишком холодным, а простыни так же больно давили на кожу.
Барбара глядела на меня, держа в руках одно из моих лучших платьев.
— Вам легче, — объявила она. — Вы должны сесть и нормально одеться.
Это предложение было таким абсурдным, что я, совершенно ослабев, не смогла ничего ответить. Я несмело встала, сделала пару шагов и плюхнулась в кресло. Барбара натянула на меня платье и зашнуровала его.
Кровать была от меня слишком далеко, ноги ненадежны. Мне не хватало сил отвести от себя поднятую к моим губам чашку. Чашка, стул, Барбара… Все это на первый взгляд казалось настоящим, но постепенно начинало расплываться.
— Сидите, — велела Барбара. — Я скоро вернусь.
Она вышла и притворила дверь.
Я вцепилась в подлокотники, чтобы не соскользнуть с кресла, и смотрела, как огонь вспыхивает фиолетовыми, зелеными и голубыми искрами.
Дверь открылась и снова закрылась. Перед очагом стоял ворон — высокий, в плаще с капюшоном, скрывающим лицо. Он медленно откинул капюшон.
И я осталась наедине с Козимо Руджиери.
ГЛАВА 9
Я заморгала. Руджиери не исчез. Теперь он выглядел старше: рябые щеки прикрывала густая черная борода. В оранжевом свете очага кожа астролога приобрела дьявольский оттенок.
Я дрожала и думала: «Наверное, он мне чудится. Сестры ни за что не впустили бы его в монастырские стены».
— Прошу прощения, если напугал вас, Катерина, — начал Козимо. — Сестры сказали, вы очень больны. Вижу, что это правда.
Откинув голову на спинку кресла, я молча на него смотрела.
— Просто сидите, — продолжал он. — Не двигайтесь. Не говорите.
Руджиери дернул плечами, и плащ упал на пол. Астролог стоял передо мной весь черный — одежда, волосы, глаза; на груди, против сердца, медный талисман размером с монету. Он шагнул на середину комнаты и оказался перед моим креслом. Глядя на огонь, Козимо снял с пояса кинжал, прижал плоскую сторону лезвия к губам, а потом обеими руками поднял кинжал над головой, устремив кончик лезвия в
И запел. Звук был мелодичным, но слова резкие и совершенно неразборчивые. Не прекращая петь, он опустил кинжал, слегка прикоснулся им к своему лбу и к талисману на груди, а затем к плечам — к правому и левому. И еще раз поцеловал.
Затем он подошел к камину на расстояние вытянутой руки, резко рассек кинжалом воздух, ткнул им в центр очага и выкрикнул какой-то приказ. Четырежды совершал он одно и то же действие: рисовал кинжалом большие звезды и объединял их в круг. Я сжалась в кресле. Мне мерещились раскаленные добела звезды. Наверное, виной тому было мое лихорадочное состояние.
Козимо вернулся на середину комнаты, раскинул руки и превратился в живое распятие. Затем произнес имена: Михаил, Гавриил, Рафаэль. Наконец он присел возле подлокотника моего кресла и тихо сказал:
— Теперь мы в безопасности.
— Я не глупый ребенок, — пробурчала я. — Меня не проведете.
— Вы боялись будущего, — заметил он. — Боялись, что не хватит сил его пережить. Давайте вместе чему-то учиться. — Он посмотрел мне в глаза. — Один вопрос. Сформулируйте ваши страхи в одном вопросе.
Мне сделалось не по себе.
— Кому я должна задать его?
— Духу, — пояснил Козимо. — Одному из тех, кого я назову, поскольку я знаю, кому можно доверять.
По моим рукам пробежали мурашки.
— Вы имеете в виду демона?
Он не отрицал, просто ждал.
— Нет, — заявила я. — Никаких демонов. Только Бог.
— Бог не открывает будущее. Ангел может, но ангелы слишком медлительны. — Козимо перевел взгляд на тени на западной стене. — Но есть другие, кто может…
— Кто?
Он снова на меня посмотрел.
— Мертвые.
«Тетя Кларисса», — собиралась я ответить. Но что-то шевельнулось в душе, боль, настолько глубокая, что я и не подозревала о ней.
— Мама, — сказала я. — Я хочу поговорить с ней.
Охвативший меня порыв придал сил. Я поднялась, встала подле Козимо, повернулась к западной стене и зажмурилась. Руджиери вынул бутылочку, открыл пробку, обмакнул в нее указательный палец и начертил на моем лбу звезду.
В воздухе повис запах крови. Значит, я зашла слишком далеко, погрузилась в объятия зла.
— Это кровь, — прошептала я и открыла глаза, чтобы увидеть реакцию Козимо.
Широко распахнутые глаза Руджиери казались странными, словно душа его вдруг увеличилась и стала больше его самого.
— Ничто даром не достается, — изрек он и начертил на своем лбу звезду, оставив на коже темно-коричневый след.
Затем уселся за письменный стол.
— Бумагу, — потребовал он.
Я достала из ящика чистый лист и положила перед гостем. Но не успела убрать руку, он схватил ее и кольнул мой средний палец кончиком кинжала.