Дьявольская секта (Сборник)
Шрифт:
— И как можно дальше, угарный газ не способствует подводному плаванию, — заметил я.
Мы зашли в домик, и, порывшись в. своих вещах, я извлек на свет потрепанную таблицу для подводников.
— Вот для чего нам понадобятся эти два троса, о которых я тебе говорил, — сказал я, усаживаясь за стол. — Итак, мы собираемся погружаться на глубину примерно в сто футов на значительное время. Верно? Предположим, что на два часа. Это означает, что при всплытии мы должны будем сделать несколько остановок. А именно: остановку на пять минут — на глубине пятидесяти футов, еще на десять минут — на глубине в сорок футов, потом выждать полчаса на тридцати футах, еще сорок — на двадцати и пятьдесят минут — на глубине в десять футов. Итого — сто тридцать пять минут, или два часа с четвертью. Довольно утомительное и скучное занятие, но ничего не поделаешь.,
— Я раньше никогда не опускалась на такую глубину и понятия не имела ни о какой декомпрессии, — сказала Катрин.
— С кессонной болезнью шутки плохи, — заметил я. — Если не принять мер предосторожности, можно отправиться на тот свет. Нам придется привязать к одному из тросов ремни, чтобы держаться за них во время отдыха, и запасные баллоны с воздухом.
— И как ты коротаешь под водой время? — спросила она.
— Сочиняю забавные стишки, — пошутил я, озабоченно поглядывая на декомпрессионную камеру. — Лучше бы иметь ее под рукой, возможно, даже на плоту. Надо будет посоветоваться с Рудецки, как ловчее это устроить.
Неделя сменялась неделей, работа шла своим чередом, и я почти забыл о Гатте. Информация от Пэта Харриса, которую мы получали по радио из лагеря номер один, не давала оснований для беспокойства: Гатт не выезжал больше никуда из Мехико, предаваясь там радостям жизни, словно больше его ничего и не волновало, хотя банда его головорезов по-прежнему находилась в Мериде. Я занимался обследованием синота и тоже не забивал себе особенно другими проблемами голову. Холстед, к радости Фаллона, работал вместе со всеми не хуже меня.
Каждый день приносил нам все новые и новые удивительные открытия. Обнаруженный мною город действительно оказался Уаксуаноком. Рабочие находили здание за зданием: дворцы, храмы, арены для игр и состязаний и даже астрономическую обсерваторию. Синот окружало целое кольцо из стел, всего их было двадцать четыре, и еще одна колоннада украшала центр города. Фаллон не расставался с фотоаппаратом и блокнотом, фотографировал и описывал каждую новую находку.
Раз в неделю устраивался выходной, который ученые мужи использовали на приведение в порядок своих бумаг, а рабочие — для отдыха у синота. Проводить погружения в такие дни было небезопасно, и я позволил себе расслабиться и выпить немного больше пива, чем обычно.
Как-то Фаллон решил продемонстрировать мне все самые любопытные строения, обнаруженные за последнее время, и провел меня по всему участку.
— Вот на этом холме Виверо, скорее всего, едва и не расстался с жизнью, — сказал он, указывая на невысокий бугор, очищенный от зарослей. — Можете взглянуть на ступени у подножья, которые мы сейчас раскрываем: они ведут к храму Кукулькана.
— Как, весь этот холм — это здание храма? — не поверил я.
— Представьте себе! Это было величественное строение. Мы с вами сейчас стоим на нем.
Я ковырнул ногой землю: внешне она ничем не отличалась от обычного верхнего слоя.
— Майя имели обыкновение возводить здания на помостах: так они строили свои жилища, подобным же образом сооружали и храмы. Сейчас мы стоим на одном из подобных помостов, но из-за больших его размеров с трудом осознаем это.
— Каковы же его размеры? — спросил я.
— Рудецки обошел его с теодолитом и подсчитал, что его площадь равна пятнадцати акрам, а высота достигает ста тридцати футов. Это искусственный акрополь объемом в 90 миллионов кубических футов, состоящий из шести с половиной тонн различного материала.
— Вот уж не думал, что увижу здесь нечто подобное! — воскликнул я.
— Майя когда-то были весьма трудолюбивы, — раскуривая трубку, с придыханием проговорил Фаллон. — Пошли посмотрим на храм поближе.
Мы подошли к раскопанной части лестницы, ступени которой оказались шириной почти в пятьдесят футов, и Фаллон указал на вершину холма мундштуком трубки:
— Я. произвел раскопки на самом верху и обнаружил кое-что весьма интересное. Желаете взглянуть?
Взобраться на вершину холма оказалось нелегко, поскольку склон был довольно крутой: представьте себе -египетскую пирамиду, покрытую тонким земляным слоем, и вы поймете, о чем я говорю. На вершине Фаллон, отдышавшись, ткнул пальцем в горку пустой породы и сказал:
— Я рассчитал, что именно здесь кончается лестница, и начал копать.
И вот что я раскопал.
Я подошел к яме, вырытой Фаллоном, и увидел страшную голову с жуткой оскаленной пастью, полной острых клыков и зубов.
— Это Пернатый Змей, — пояснил Фаллон. — Символ Кукулькана. А вон там, чуть дальше, у стены, и приносились ему жертвы.
Я представил себе дрожащего от страха Виверо, на глазах у которого из груди живых людей вырывали сердце. Мне стало жутковато.
— Надеюсь, что крыша храма не обвалилась, — заметил Фаллон деловитым тоном. — Хорошо было бы найти ее неповрежденной.
Присев на пенек, я огляделся вокруг. Приблизительно лишь пятая часть участка была очищена от растительности. Сколько еще потрясающих памятников былого величия майя таит в себе эта земля?
— Как вы думаете,— спросил я у Фаллона, — когда можно будет полюбоваться на весь этот город?
— Возвращайтесь сюда лет эдак через двадцать, — усмехнулся он. — Тогда вы, я думаю, получите полное представление о нем. В подобных делах нельзя торопиться, нужно дать возможность и следующему поколению поработать здесь, применяя новые методы. Я не намерен раскрывать более половины города.
Я задумчиво посмотрел на Фаллона. В свои шестьдесят лет он был полон решимости начать дело, которое ему явно было не под силу завершить. Возможно, привыкнув мыслить категориями столетий и тысячелетий, он обрел поистине космическое видение, чем разительно отличался от Холстеда.
— Жизнь человека слишком коротка, — с грустью сказал он, — но его творения сохраняют память о нем на века. Об этом и о человеческом тщеславии, замечательно написал Шелли [4] : «Я Озимандиас, царь царей, взгляни на рук моих творенья, о Всемогущий, и приди в отчаяние!» Но стоит ли нам отчаиваться при виде всего этого? Я считаю, что нет: ведь этот город — триумф людей, чья жизнь столь коротка. — Он вытянул перед собой руки, покрытые узлами вен и слегка дрожащие, и с горечью добавил: — Как жаль, что этой плоти суждено так скоро сгнить.
4
Перси Биши Шелли (1792—1882) — английский поэт-тираноборец, тяготевший в своем творчестве к сложной символике и абстракциям.