Дьявольская секта (Сборник)
Шрифт:
Но венцом нашей добычи была изящная золотая статуэтка девушки высотой около шести дюймов. Аккуратно очистив, Фаллон поставил ее перед собой на стол.
— Выполнено в стиле майя, — озадаченно проговорил наконец он, — но столь тонкую работу они сделать не могли. Взгляните хотя бы на ее профиль!
Катрин взяла статуэтку в руки.
— Она прекрасна, не правда ли? А что, если ее изготовил для жрецов майя сам Виверо?
— Бог мой! — воскликнул Фаллон, потрясенный этой догадкой. — Так оно, скорее всего, и есть! В таком случае нам невероятно повезло.
— Чему здесь удивляться, — сказал я и обвел рукой выставленные на полках сокровища. — Ведь все эти предметы были принесены в жертву, не так ли? Майя дарили Чаку самые ценные вещи. Вот и эту статуэтку они кинули в синот.
— Фигурка была отлита, — добавил Фаллон, — и, скорее всего, самим Виверо. Но ведь он мог сделать и несколько таких статуэток.
— Я склонна думать, что эта была первой, — сказала Катрин.
— Сколько же все эти находки могут стоить? — обвел я взглядом сияющие золотом драгоценности. — Сколько за них молено выручить, продав их с аукциона?
— Эти уникальные предметы никогда не пойдут с молотка, — нахмурился Фаллон. — Правительство Мексики позаботится об этом, и я тоже.
— И все же, чисто умозрительно, сколько можно за все это выручить на черном рынке или на торгах? — повторил свой вопрос я.
— Какой-нибудь беспринципный делец вполне смог бы взять за эти вещи — спустя определенное время, конечно, — не менее полутора миллионов долларов США, — подумав, ответил мне Фаллон.
У меня даже дух перехватило: ведь мы не осмотрели еще и половины синота, так что же еще нам предстоит найти на его дне?! Чем глубже мы раскапывали донные наслоения, тем чаще извлекали оттуда всяческие предметы. Фаллон прикинул, что их общая стоимость могла достигнуть и пяти миллионов долларов!
— Неудивительно, что Гатт проявляет к нашим работам повышенный интерес, — наконец сказал я: — Теперь, я надеюсь, вам это понятно?
— Признаться, я не рассчитывал найти предметы из золота, — сказал Фаллон. — На земле их давным-давно уже растащили. Интерес же к нашей экспедиции Гатта я объяснял тем, что он принял вздор, который нес в своем письме Виверо, за чистую монету. Синот же я просто недооценил. — Он постучал пальцами по столу. — Так же, впрочем, как и Гатта: я принял его за обычного охотника за сокровищами, который не разбирается в археологии.
— Но Гатт, как сказал Харрис, образованный гангстер, — добавил я. — Он не станет переплавлять золотые редкости в слитки и найдет покупателя. В этом ему поможет тот же Джеррисон, имеющий обширные связи. Я рекомендую вам, мистер Фаллон, немедленно спрятать все сокровища в мексиканском банке.
— Вы правы, — согласился Со мной Фаллон, — Кроме того, нам следует оповестить о наших необыкновенных находках мексиканские власти. Я сам займусь всем этим.
Неумолимо надвигались затяжные дожди, с началом которых участок неизбежно должен был превратиться в море грязи. Фаллон вынужден был распорядиться сворачивать работы. Это означало всеобщую эвакуацию в лагерь номер один. Рудецки беспокоился за оборудование, но Фаллон отнесся к этой проблеме с поразительной беспечностью.
— Оставьте все здесь, — сказал он. — Нам это пригодится на следующий год.
— Но к тому времени здесь ничего не останется, — негодовал Рудецки. — Эти чиклерос все разворуют.
— Не трепите себе из-за пустяков нервы, — посоветовал ему я. — Фаллон купит новое снаряжение.
Бережливый Рудецки не мог с этим смириться, он тщательно упаковал генераторы и насосы, чтобы предохранить их хотя бы от непогоды.
— Хотя я и трачу зря время, — бормотал он, — но ведь нужно же хоть что-то сделать!
И он принялся заколачивать досками окна домиков рабочих, эвакуирующихся на грузовом вертолете.
Вместе с рабочими улетали и археологи. Прощаясь с Фаллоном, молодые энтузиасты обещали вернуться на следующий сезон и возобновить раскопки. Фаллон снисходительно улыбался им, помахал рукой, когда они садились в вертолет, и вновь окунулся в работу, сразу же переменившись в лице. Участвовать в сборах и принимать решения он отказался, поэтому по всем вопросам Рудецки теперь обращался ко мне. Я поступал так, как считал правильным, недоумевая, что творится с Фаллоном: таким мрачным и отрешенным я его видел впервые. Он уединился в столовой, где хранились находки, и с утра до вечера изучал их, делая записи в своем блокноте. Расстаться с драгоценными экспонатами он наотрез отказался, заявив, что лично заберет их с собой, когда настанет время улетать.
И вот это время наступило. Все домики, за исключением четырех, были заколочены досками, оставшийся груз можно было вывезти на двух вертолетах, и я уже собрался было доложить об этом Фаллону, когда ко мне подбежал взволнованный Рудецки.
— Пойдемте скорее в радиорубку, — потянул меня за руку он. — В первом лагере творится нечто странное.
Тоненький голосок поведал нам из динамика, что вертолет с грузом сгорел. Правда, пассажиры почти не пострадали, отделавшись незначительными ушибами и слабыми ожогами. Несмотря на все старания Рудецки, - толкового объяснения случившегося нам получить не удалось: связь то и дело прерывалась, сигнал был слабым. Мы поняли только, что в лагере номер один осталось всего три человека, остальные улетели в Мехико. Харрис, однако, сказал, что самолет пока вылететь не может.
— Что с самолетом? — крикнул я в микрофон, перегнувшись через плечо Рудецки.
— Не известно... приземлился... неправильная регистрация.
Прием оборвался, и как ни вертел Рудецки ручку настройки, восстановить связь с лагерем номер один ему не удалось.
— Попытайтесь связаться с Мехико, — сказал я.
— Вряд ли это удастся, — поморщился он, — этот ящик слишком маломощен.
Пока он безуспешно крутил ручки, я попытался осмыслить случившееся. Итак, транспортный вертолет сгорел, реактивный самолет не может вылететь из Мехико, а связи с базой мы лишились. Полная изоляция от внешнего мира. Мне это не нравилось. Хорошо еще, что в нашем распоряжении остался один вертолет.
— Напрасный труд, — тяжело вздохнув, прервал мои размышления Рудецки, вставая. — Следующий сеанс связи только завтра в восемь утра. Нам остается только ждать.
Я пошел докладывать обо всем Фаллону.
— Меня это совершенно не волнует, — прервал на полуслове мой рассказ он, с нетерпением поглядывая на золотую тарелку которую он пытался датировать. — Завтра все станет ясно. Не отвлекайте меня от работы по всяким пустякам, пожалуйста.
Вспомнив последний разговор с Пэтом Харрисом, я решил ничего не рассказывать пока ни Холстеду, ни Катрин, а отправился в ангар к Райдеру.