Дьявольский план
Шрифт:
— Ну зачем ты так? Просто скажи, что не хочешь об этом говорить, я клещами тянуть из тебя не стану, — с обидой в голосе попеняла ему я на его неделикатность, хотя как раз себя и чувствовала сейчас неделикатной. Самокритика?
— Не такого я происхождения для ее семейки оказался, понятно? Папаша у нее крутой дядя, мамаша тоже не бедная, да еще чванливая такая! Хотя они и развелись… А Женька веселая, но задавала страшная! Она мне прямо сказала: на что мы будем жить, если поженимся, а если ты жениться не собираешься, то зачем тогда встречаться, у меня есть с кем и в бар,
— Ну а ты, что ты?
— А что — я? И так и эдак — все впустую. Потом осерчал, разорался: ежели ты знала, что у меня ни кола, ни двора, так чего ж ты со мной любовь крутила?! А Женька: ошиблась, что мне и ошибиться нельзя? Она крутая, эта Женька, — в агентстве по недвижимости работает, там вокруг нее такие мужики вьются — красивая, да и партия завидная! Папашу что ни день по телеку показывают: Теодор Георгиевич, — пародируя подобострастное сюсюканье ведущих телепередач, принялся картавить, ломать язык и пищать Самаркин, — что вы об этом думаете, а об этом?
Он отчаянно гримасничал, словно старался развеселить меня и по ходу освободиться от кипящей в нем горечи и обиды, но мне было не смешно. Я опять почувствовала себя в кольце причудливого совпадения: ну посудите сами, у меня назначено интервью с Корниенко, тут пропадает его помощник Петров, я начинаю подумывать, а почему бы не принять деятельное участие в расследовании этого таинственного исчезновения, потом ко мне за подписью в поддержку Корниенко приходит Самаркин, сегодня я решаю навестить отца Женьки, а оказывается, что моя приятельница была девушкой Алексея…
Мне было не смешно еще и потому, что мог полететь к чертям собачьим мой план, над осуществлением которого я теперь ломала голову.
— А ты знаком лично с родителями твоей девушки? — решила я сделать необходимую прикидку.
— Бывшей девушки, — подчеркнул Алексей, — бывшей. Нет, не знаком, а что? — насторожился он.
— Хорошо, — я рассеянно посмотрела на него.
— Что здесь хорошего? — удивленно поднял он на меня свои малахитовые очи.
— А то, что у меня к тебе одно деловое предложение имеется, — с загадочной улыбкой произнесла я, вытирая рот салфеткой.
— Какое?
— заинтересовался Алексей. В его глазах вспыхнул лукавый огонек.
— Ты знаешь, где находится штаб «Народной власти»?
— Ну? — нетерпеливо воскликнул он.
— Не хочешь ли ты, Алексей Самаркин, — притворившись до безобразия серьезной, напыщенно произнесла я, — стать оппортунистом?
— Я тебя не совсем понимаю, — недовольно посмотрел на меня Алексей, словно обижался на мою придурковатую манеру речи.
— Не хочешь ли ты пособирать подписи во славу Саблима Глеба Филимоновича? — к полной неожиданности Самаркина сказала я.
— Что-о? — Он отвесил челюсть и ошалело завращал глазами.
— Ты ведь, наверное, знаешь, что папаша твоей бывшей, — сделала я упор на слове «бывшей», — девушки и моей неплохой приятельницы — руководитель избирательного штаба «Народной власти»?
— Приятельницы?!
— Вот именно.
Прочь сантименты, мне нужна твоя помощь, сечешь?
— Собирать подписи? — нервно рассмеялся Алексей. — Ты в своем уме? Я ведь член «Родины», а ты мне предлагаешь…
— Сменить ориентацию, — притворившись невозмутимой, сказала я. — Я же тебе объяснила, что я от тебя хочу.
— В качестве платы за сытный обед? — взъерепенился Самаркин.
— Плачу тебе десять рублей за каждую подпись, не считая того, что заплатит тебе «Народная власть», — я с аппетитом ела банан.
— Ты точно ненормальная… — вытаращил глаза Самаркин.
— А тебе что, больше с нормальными нравится общаться? — задиристо спросила я.
— Но ведь… — вконец растерялся Алексей.
— Я знаю, сейчас у всех партий запарка с этими подписями. Пойми, я не предлагаю тебе выйти из «Родины» и вступить в «Народную власть». В ее штабе от тебя никто этого и не потребует, им сейчас не до того, да ты и сам прекрасно знаешь, какая в штабах обстановка, — доверительно сказала я. — Если кто заикнется о твоем будущем вступлении в партию, заверишь товарища, что непременно вступишь и будешь примерным партийцем, понял?
— Но это же вранье! — с негодованием воскликнул Алексей.
— Деньги просто так не достаются, — с назидательным цинизмом заметила я, — и потом, запомни, пока ты живешь в этой стране, так или иначе, но врать тебе придется, чтобы элементарно выжить. — Я в упор посмотрела на Самаркина. — Ты же в «Родину» деньги пришел зарабатывать? — с инквизиторской интонацией произнесла я.
— Одно другому — рознь, — продолжал упираться Самаркин.
— Но я еще не сказала тебе о настоящей цели оного сбора подписей. — Я выдержала артистическую паузу, прежде чем окончательно сломить волю Алексея или скорее волевым нажимом избавить его от глупых предрассудков. — А цель-то эта ой какая благородная… — Я лукаво заглянула в его расширенные от возбуждения глаза. — Расследовать исчезновение одного честного и преданного делу «Родины» человека…
— Петрова?
— Ты проницателен, мой юный друг, — подмигнула я ему, — так что можешь считать себя верным своему членскому билету, несмотря на сбор подписей в поддержку конкурентов своей партии, утешает?
— Или ты действительно так думаешь и преследуешь именно эту цель, или ты очень хитрая…
— Добро должно с кулаками быть, — с философским размахом произнесла я, закончив трапезу кофе.
— А ты сама не хочешь в этом поучаствовать?
Хочу и буду, но только в случае, если не нарвусь на Теодора Георгиевича. Мне нужно соблюсти инкогнито, а то все провалится, понимаешь?
— Понимаешь, — лукаво улыбнулся Алексей.
— Назначаю тебя своим помощником, — с комической торжественностью объявила я.
— Словно ты — Робинзон, а я — Пятница? — весело подхватил Самаркин.
— Вот именно. А наш необитаемый остров — это царство истины, которую нам предстоит добыть или отвоевать у океана грязных махинаций и коварных обстоятельств.
— И лживых, корыстолюбивых людишек, — добавил Алексей, подавая мне руку, которую я пожала, как пишут иной раз в газетах, с чувством глубокой признательности.