Дыхание Голгофы
Шрифт:
– Теперь уж и не знаю, - вздохнул я. – По-моему я теряю вкус к хирургии. Сны кровавые задалбывают… Афган.
– Понимаю… И все-таки, молодой человек, айда в столицу! Только там вы найдете себя. Союз на пороге больших перемен, а рукам вашим нет цены. Согласитесь – это не так уж и принципиально - возвращать здоровье человеку скальпелем или голыми руками. Важен результат. Я помогу вам. Человек вы образованный и еще такой молодой. Подумайте…
Что мог я сказать тогда замечательному доктору? Просто я очень любил Галину. Мне все казалось, что однажды раздастся звонок и Галя скажет:
–
… Значительно позже, когда зигзаги судьбы обретут трагическую явь, я вспомню приглашение профессора Берга: «Айда в столицу», но только улыбнусь прошлому вдогонку. Я ничего не хотел менять тогда. Галя… Наверное человек имеет право на заблуждение…
Зима запаздывала, и по-настоящему мороз ударил лишь ближе к новому году. И как-то в одночасье город замело снегом. В сутолоке перемен я потерял дням счет… Пока я работал на скорой, но все мои мысли и пожелания толпились вокруг нового для меня дела. На местной барахолке я приобрел массажный стол, а Эльвира, женушка тестя, подсуетила первых клиентов. Сразу после той памятной процедуры, пылая восторгом, она сказала:
– Ну, зятек, ты меня удивил. Это какое-то чудо! У меня от сидячки в конторе поясница свинцовая была. А сейчас такая легкость?! Ну, волшебник. Жди гостей. Тут она достала из сумочки деньги.
– Нет, нет… Мы же родственники, - запротестовал я.
– Бери. Нельзя. Плохая примета.
– Выдумываешь…
– Ничего не выдумываю. Это работа. И вообще, родственничек, сам гол, как сокол, тебе так еще много надо… Обижусь.
Пришлось взять.
Чмокнув меня на прощание в щеку, Эльвира заметила:
– Дура все-таки Галка…
И тотчас в голове лезвием бритвы блеснули слова тестя: «Он такой импозантный, такой импозантный. Конечно, Галкин инвалид ему не конкурент». «Как ни крути, а авторство-то ваше, мадам», - подумал я.
… Скорую я оставил в первых числах февраля, когда количество моих клиентов стало зашкаливать и надо бы определяться. Среди именитых пациентов (кроме, разумеется, директора завода), появились и «представители властных структур». (Позже они будут называться «ВИП-персонами»). В новое дело я ушел, что называется, с головой, перечитал уйму специальной литературы. Наши встречи с Анютой как бы затерялись в «трудовых буднях». Каждый раз, болтая с ней по телефону, я чувствовал какую-то вину, но решаться на вполне определенный шаг пока не созрел. Я понимал, что могу однажды ее потерять. Но решение откладывалось на потом. Теперь наши редкие встречи проходят только у меня, в массажном кабинете. Впрочем, на дачу иногда выезжаю, но один и без ночевки, хотя Пахомыч к моему приезду протапливает камином комнату и я понимаю, на двоих. И дровишек принес много, считай, всю баньку доверху чурбачками заложил – можно б было и остаться. Даже с Анютой. Со сторожем мы хорошо, под водочку закусываем все тем же «недоразвитым теперь социализмом» и разомлевший от удовольствия Пахомыч, например, выдает:
– Вот ведь парадокс, Алексеевич, в магазинах пусто, а на столах густо! Эт как так можно? Я полагаю по блату ты эти вкусности поимел. И другой, и третий таким же, значит, макаром. А я вот позавчера гвоздодера путевого найти не мог. А стали мы выплавляем больше всех…
Я понимал, что разговор о прелестях социализма – это безразмерная тягомотина и делал одну за другой попытку закрыть тему, но Пахомыча трудно было остановить. Однажды он спросил:
– Ты вот, к примеру, за что воевал или я, скажем?
– Так вы участник войны? – удивился я.
– А то, только русско-венгерской – это, когда мятежников душили танками в 56-м. Мать его… Ранение имею.
– За что воевали? – вдруг удивился я вслух такому вопросу.
– Во-во, - тотчас хитро поддержали мое сомнение глазки Пахомыча. – И я не знаю. Только гвоздодер я на барахолке нашел. Говна такого наделать не могут.
… Потом Пахомыч провожает меня до автобуса и мы расстаемся на неопределенное время. Впрочем, личным распоряжением директора завода мне установили телефон и мы с Пахомычем всегда на связи.
В середине февраля кончилась, наконец, война в Афганистане – эту весть я услышал впервые на даче, от вражьих голосов, листая ночной эфир своей «спидолы». В тот приезд я все-таки остался ночевать – просто отступили морозы и навалилась долгожданная южная оттепель со вкусными запахами приближающейся весны. А в первых числах марта в моей келье, поздно вечером раздался звонок. Густой, командный басок заставил меня привычно подтянуться.
– Апраксин, Гавриил Алексеевич? Капитан?
– Так точно.
– Разрешите представиться: Батищев Руслан Георгиевич, майор. Участник военных действий в Афганистане. Нынче пенсионер.
– Чем обязан, товарищ майор? – спросил я.
– Гавриил Алексеевич, буду краток. Возникла идея создать местную общественную организацию воинов-интернационалистов. Пока решено собрать офицерский состав, обтолковать детали. Сами, без представителей партийных органов. А, кстати, вы член партии?
– Так точно.
– Вот и добро. Собрание намечено на завтра в 14 ноль-ноль в помещении автошколы – это в переулке Социалистическом. Знаете, где спортивный комплекс ДОСААФ?
– Приблизительно…
– Форма одежды парадная…
Тут я хотел заметить, что график на завтра расписан, но этот Батищев уже положил трубку. Словом, визит клиента пришлось перенести. Чем обычно заканчиваются такие встречи я предполагал и не ошибся. Распахнув точно в 14 ноль-ноль кабинет директора автошколы, хозяин которого и был майор Батищев, я увидел мощно сервированный стол, а за ним десятка полтора офицеров в парадках.