Дыхание Голгофы
Шрифт:
– Понял, удаляюсь, - весело поднимаю я руки. Ну уж если сама судьба не хочет нашего единства, какие могут быть претензии?
Анюта провожает меня до двери.
– Эй, военный, ты что обиделся?
– Да нет, что ты. – Тут я абсолютно искренен.
– А маме ты зря позвонил. Она на уши все наше учреждение поставила.
–
… Ближе к осени зачастил ко мне на массаж тесть. У него вдруг, возникли проблемы с позвоночником. Я, правда, остроты не видел. Все, как говорят, «в пределах возрастных изменений». Ему скорее надо бы лечить нервную систему. Задолбала его Элюшка своим чрезмерным аппетитом на импортные шмотки, парфюм и прочие дамские штучки. Ассортимент-то с приходом демократов пошире стал.
– Гаврюш, если ты перепутаешь мою спину с горбом, не пугайся. Это посадочная площадка моей молодайки. Достала меня эта поздняя любовь, - мрачно шутит тесть.
Мне тут ответить нечем. Я только могу посочувствовать и отвлечь его любимой темой.
– Ну, как там дела на местном политическом Олимпе?
– Как и по всей державе. Волчата-демократы норовят оттяпать гнедой ляжку, а та лягается.
– А гнедая – это партия что-ли? – смеюсь я. – Так ей, похоже, уже отгрызли по самые некуда.
– Ну как тебе не стыдно! Ты же коммунист. Тут плакать надо, а ты ржешь. Мало того, что из Европы убежали, так и Союз прохезали. Ты только представь себе - Советский Союз! Самую великую страну в мире! – горячился старик.
Тут я промолчал – где-то тестюшка прав.
– Разве так поступают. Все у нас через зад. И за что только наши отцы и деды головы положили?! Раз, два и нет Союза. А ведь все худшее только начинается. Но ты скажи, зятек мой, как это у них так просто получилось. Собрались паны в Беловежье, завалили кабанчика и под водочку заодно и страну. Разбежались по своим хаткам. И все. А народ наш проглотил пилюлю. Молча… Заговором это попахивает.
– Как сказал классик, в ответственный момент «народ безмолвствует». А на народ обижаться нельзя, - улыбнулся я. Мне нравился тестев темперамент.
– Да ты никак издеваешься?! Эхе-хе. То ли еще будет? Ох, и хлебнем мы горюшка с этими суверенитетами. Не раз партию вспомним. Родили урода – содружество независимых государств. И нате, ребятки, выкусите…
– Зато без крови, - слегонца добавил я, чтобы подвести итог разговору. Что-то не ложился он на душу.
– Ты думаешь, ой ли, - хитровато усмехнулся чему-то своему тесть.
После массажа разомлевший и довольный Сергей Сергеевич предлагает по стопарику. Я решительно отказываюсь, у меня клиенты. Так что пришлось Сергею Сергеевичу выпить одному. Потолковали еще в сердцах про то, что нахлебников теперь наплодилось много, вокруг ширится бардак и тесть подал руку.
– Ты пока с партийного учета не снимайся. Урони как бы тему. Партия при любом раскладе останется.
– Не думал еще.
– Вот и правильно. Все еще может вернутся на круги своя.
Тесть ушел, а я вдруг подумал, что мне возвращаться назад в партию почему-то не хочется. Опять ходить строем под красным знаменем. От этого кумача у меня сразу коньюктивит на глазах. Однако Эльвира, молодайка, меня тоже не забывает. Ей все больше нравится общий массаж, без конкретики, то есть «анамнез» отсутствует. Есть лишний вес и лишняя сумма прописью. Она строит мне глазки, а во время процедуры эротически постанывает и мне работать с ее телесами - сущее наказание. Я равнодушен к ней как к женщине, тем более профессиональный долг и этика не позволяет мне даже комментарии на сей счет, но я-то понимаю, что здоровая сорокалетняя бабенка на самом пике своего эротического темперамента. А тут еще «дедушка» достал ее ревностью. Так что щедрость Эльвиры я жестко ограничиваю рамками тарифа.
В отношениях с Анютой опять наступила пауза… Я не звоню ей, она не звонит мне. Кажется, я начинаю привыкать к себе, к своей холостяцкой жизни и даже нахожу в ней изыск. Все-таки свобода дорогого стоит. Сейчас мне трудно даже представить семейное расписание. Этот «строй» от подъема до отбоя. Все забыто напрочь. Я отвык от своего авторства в семейном вопросе. Я просто упиваюсь свободой. В конце концов женщин, желающих поиметь меня как мужчину, мягко скажем, немало. Даже с моим дефектом. По крайней мере со всеми издержками мужского эгоизма, я не приемлю мелочность, жадность и непорядочность. И, похоже, дамы это «чуют».
… Только весной следующего года пришла из администрации «бумага». Откровенно говоря, я ее уже и не ждал. Я нашел конверт со знакомым штемпелем госконторы торчащим в двери. Текст, загнанный в рамки канцелярского Прокрустова ложа выглядел так:
«Уважаемый Г.А. Апраксин. Предлагаем явиться в жилищный коммунальный отдел администрации по квартирному вопросу». И дальше следовал номер кабинета и перечень документов, которые мне необходимо иметь при себе.
Я пробежал перечень документов дважды и усмехнулся. «Только анализов мочи и кала не хватает».
Конечно, мелькнула счастливая мысль, что мольбы инвалида-афганца где-то там наверху, наконец, услышаны и моя очередь вышла на финишную прямую. Еще один бросок и вот она долгожданная однушка со всеми удобствами и в достойном «героя» районе. Откровенно говоря – общага достала. Эти пьяные оргии с ночными разборками пролетариата, этот тоннель коридора с вечным сквозняком и несвежими запахами. И как итог – мрачные, замученные проблемами социализма народные массы. И вот – получите подарок, военный. За заслуги. Родина вас не забыла… «Возможно и не сразу ордер, а смотровую. Во всяком случае зря не вызовут», - где-то ликуя, размышлял я.