Дыхание Голгофы
Шрифт:
– Тебя проводить? – говорю я спокойно и даже с улыбкой. Мне стоит немалых усилий собрать свое мужество в кулак.
– Ну, проводи, если хочешь взглянуть на моего знойного кавказца, - издевается Анюта. – Так, скажем, оценить мой вкус.
Я иду за ней до своей стоянки, на которой замерла в нетерпении красная девятка. Из нее тотчас выскакивает широкоплечий, чернобровый паренек в джинсовом костюме. Отворяет дверь.
–
– целует меня в щеку Анюта.
– Не стоит, - говорю я, поворачиваюсь и ухожу прочь. В доме я наливаю себе полстакана водки, подхожу к камину и говорю вслух:
– Один пролет, с Галей – это нормально. Но два пролета – это уже клиника.
Но пить не хочется и я выплескиваю водку в почти догоревший камин. «Черт возьми, я где-то видел этого знойного кавказца».
Впрочем, на следующий день Анюта звонит мне в общагу.
– Не могу я без тебя, Апраксин. Мне что, делать аборт? Я не люблю его. Не люблю. Это мой протест твоему равнодушию. Ты ни разу, даже в близости не сказал, что любишь меня…
Я молчу. У меня была бессонная ночь. Кажется, я крепко привязался к этой особе.
– Но я боюсь делать аборт, Апраксин!
– Не делай. Всякий аборт вреден – нудно провоцирую я ее на нервный взбрык. Пусть бьется в истерике, ревет. Я ее в постель к «знойному кавказцу» не загонял. «О, Господи, как же тебе не везет с бабами, офицер».
– Ты сам виноват. Ты мне ничего не обещал, - едва ли не орет в трубку Анюта.
И тут вдруг перед глазами встает лицо этого Анютиного жениха и меня начинают мелко сотрясать судороги смеха. «Господи, так это же водитель Аганес, тот самый таксист, который когда-то вез меня из аэропорта. Я наполняю просто гомерическим хохотом трубку и Анюта в сердцах бросает свою. А после приступа я набираю ее номер – она на проводе, и я спокойно говорю:
– Не делай так больше, Аня.
– Я отчаялась ждать. Это нервы толкнули меня на такое безрассудство. Ты примешь меня с ребенком?
– Приму, только со своим.
– Это как понимать?
– А так. Вы, мадам, беременны своей фантазией. А этот парень по имени Аганес мне знаком. И ни в какой школе он с тобой не учился. Он таксист. Он подвозил меня однажды, когда я возвращался из Афгана. Он меня забыл. Но я-то помню тот незабываемый день. В деталях.
– Сколько уж лет прошло, - вздыхает Анюта. – Дура я. Чего только не нафантазируешь от отчаяния. И что же теперь? Ты меня бросишь?
– И не подумаю. Это ты правильно сделала, что щелкнула меня вчера по носу. Подробности минувшей ночи опущу. В любви признаваться не буду. У меня теперь принцип – никогда и никого не поощрять этими словами. Скажу тебе так – ты очень дорога мне…
И я положил трубку.
А следующей ночью, когда я накрепко закупорил стресс редким по качеству сном, срывают меня с постели пронзительные, как межгород, звонки телефона. А в трубке «его величество» тесть. Он пьяный в хлам, едва ворочает языком. Впрочем, на втором плане и вовсе бурелом из голосов, звуков музыки, каких-то выкриков и матерщины.
– Гаврюш, я тут с такими людьми. Тащусь, - пьяно потягивая слова орет тесть. – Я, кажется, нашел ход к нему… Ну, к этому… отгадай, мать твою?
– К кому?
– ни черта не понимаю я. – Когда тебя вот так нагло вынимают из теплого сна, мир становится по фигу. – Проспитесь, потом, Сергей Сергеевич.
– Не клади трубку, босяк. Это нужно не мне, а тебе. Должен же кто-то думать о тебе. Ну к хрену этому, которому нужно что-то дать… прежде чем взять. Тебе что еще надо разжевать? Я звоню из общественного места, врубился?
«Так, кажется тесть шифруется. Определенно. Крыша поехала, - подумал я. Не хватало только явок и паролей, конспиратор».
– Сергей Сергеевич, давайте завтра на свежую голову шифроваться будем. Как там Эльвира? Она с вами?
– Эльвиру я послал. У меня сейчас Земфира, – гогочет тесть. – Ты меня не отвлекай от главного направления. Стань по стойке «смирно» и слушай. Я старший по званию.
– Второй час, какая стойка, - взмолился я.
– Встал, ну вот и добре. Теперь даю наводку. То есть, обозначаю прицел. Ты, как великий маг и волшебник, должен совершить чудо… У матери этого пупа, ну ты понимаешь о ком я, то ли с позвоночником, то ли с унитазом большие проблемы. Рубишь?
– Пока смутно. У какой матери? Какого пупа, ни черта не понял. И причем тут унитаз?
– Какой унитаз? Ты че, доктор?! Таз –это откуда ноги растут. Еще раз для тупых. – Тесть тут сделал паузу, с кем-то там перебросился матерным словцом и запыхтел в трубку. – Эт я не тебе… Ну, мать твою, я набрался… Довела меня Земфира до цугундера. Ну так, даю наводку еще раз. Для тупых. Мать у этого босяка, ну, главного пупа лежит лежнем уже с полгода. Собака ее напугала и ноги отнялись. Ежели подпишешься и поднимешь ее, пупу этому твою проблему решить, как два пальца об асфальт. В общем, я нужному человечку поведал о твоих магических руках. Теперь рубишь?