Дыхание судьбы
Шрифт:
— Ха! Истерика! Ты еще увидишь, какая у меня истерика. Если мальчик не будет здесь через полчаса, я звоню в полицию!
— Ты ничего такого не сделаешь. Все, я тебя не слушаю.
— Нет, ты будешь слушать. Я очень долго молчала. Твой муж животное, слышишь меня? Животное. Знаю, ты вышла за него только потому, что больше не за кого было, но ты совершила глупость! Он животное!
Пожалуй, лучше напоследок не скажешь, так что она быстро ушла к себе и захлопнула дверь. Но Эва поспешила за ней, толчком распахнула
— Ты пожалеешь об этом, Алиса. Никогда не прощу тебе таких слов.
Ссора продолжалась долго; они вернулись в гостиную, потом перешли на кухню и снова в гостиную.
— …И подумай, — говорила Эва, — ты подумай, сколько мы сделали для вас. Чем я и Оуэн пожертвовали, чтобы у вас был дом!
— Ненавижу твой дом! Обещаю, что завтра же покину его! Ни дня не останусь в этой лачуге!
Кончилось тем, что они свалились без сил каждая в своей комнате, и в доме воцарилась тишина, а они лежали, рыдая и прислушиваясь, не раздастся ли шум вернувшейся машины.
Была почти полночь, когда они наконец услышали ее. Звук мотора заставил Алису сесть, потом встать с кровати; она подошла к закрытой двери и стала напряженно вслушиваться. С отвращением услышала тяжелые шаги Оуэна, прошедшего мимо двери, потом шаги Бобби. Она приотворила дверь и в щелку шепотом позвала его.
— Ну что еще? — откликнулся он.
— Ничего. Просто зайди на минутку, пожалуйста. — Когда он вошел, она крепко обняла его, потом отпустила и спросила: — Куда он возил тебя?
— Да никуда особенно. Сначала мы поехали в придорожный бар, где были его знакомые, и он болтал с ними какое-то время. После поехали в другой бар и поиграли там в пинбол.
— Он пьян?
— Да не так чтобы очень. То есть — ты понимаешь — не больше, чем обычно.
— Ну, хорошо, что ты наконец вернулся. Послушай, дорогой: я хочу, чтобы сегодня ты поспал у меня.
— Здесь? Зачем?
— Можешь перенести свою кровать?
— Она слишком большая. Зачем ты хочешь, чтобы я?..
— Ладно, не важно. Ляжешь на моей кровати, а я — на полу.
— Но зачем? Что случилось?
— Просто сделай, как я прошу. Не желаю, чтобы ты сегодня спал там, вот и все. Чтобы был рядом со мной.
В конце концов она уговорила его лечь б постель и, когда он лег, вытянулась на ковре и укрылась одеялом. Жесткое ложе соответствовало горькому чувству, которое она испытывала, но под утро она проснулась от холода и ломоты во всем теле и забралась к Бобби. Он был такой теплый, а кровать такой мягкой, что она снова принялась плакать и прижалась к нему. Он проснулся и напрягся в ее объятиях.
— В чем дело?
— Ни в чем, прости, что разбудила, дорогой. Спи.
Она снова проснулась от жаркого утреннего солнца, бившего в лицо; Бобби уже встал, оделся и сидел в кресле, глядя на нее.
— Который
— Не знаю, чуть больше восьми. Так что все-таки случилось?
Она села в постели, настроение у нее было непримиримое после того, как спала одетой.
— Мы с Эвой вчера вечером страшно поругались, — объяснила она. — Я не хочу ее видеть. Давай дождемся, пока она не уедет на работу.
— Но она сегодня не работает. Сегодня суббота.
— Верно, совсем забыла. Все равно, побудем здесь. Ты не против?
— А завтрак?
— Я не голодна. А тебе схожу принесу чего-нибудь, когда пойму, что их нет на кухне.
— Хочешь сказать, что собираешься сидеть здесь? Смысл-то какой?
— Милый, прошу, не мучай меня вопросами. Просто делай, как тебе говорят.
— Ладно. — Минуту он сидел с тревожным видом, потом спросил: — А все-таки, из-за чего вы поругались?
— Сама не знаю. Из-за всего. — Она подошла к комоду и попыталась перед зеркалом привести в порядок волосы. — Они сейчас на кухне? Как по-твоему?
— Вряд ли. Кажется, они в гостиной. Не уверен.
— Подождем, чтобы уж наверняка. Ты можешь пойти в туалет, если нужно.
— Я уже ходил.
Одна из дверей в ее комнате выходила в туалет, откуда можно было попасть в коридор и дальше в кухню. Она на цыпочках подошла к двери в коридор, постояла, прислушиваясь, и осторожно вышла. Никого — ни в коридоре, ни на кухне. На плите стоял кофейник, еще теплый, она дрожащими руками налила себе чашку, потом нашла коробку овсяных хлопьев, миску и немного молока и отнесла все это через туалет Бобби. Он с жадностью проглотил хлопья, а закончив, спросил:
— Мы так и будем прятаться весь день?
— Мы не прячемся, дорогой, мы просто не общаемся с ними. Мы сами по себе, а они сами по себе.
Некоторое время спустя они услышали шаги Эвы, приближающиеся к их двери; Алиса напряглась. Дверь не запиралась: Эва могла войти не спросясь, если бы захотела, но она остановилась и постучала. Потом раздался ее голос, мрачный и одновременно смущенный, словно она не забыла вчерашнее, но хотела бы примирения.
— Алиса? С тобой все в порядке?
Алиса не ответила и приложила палец к губам, чтобы и Бобби молчал.
— Бобби у тебя?
Они по-прежнему молчали, и шаги удалились, но скоро вернулись.
— Алиса, — позвала Эва, — Оуэн едет в город за покупками. Тебе не надо чего привезти?
Они опять не ответили, хотя Бобби растерянно улыбнулся, показывая, что считает это глупым. Оуэн уехал. Алиса почувствовала облегчение, оттого что его нет дома, и почти готова была поговорить с Эвой, пока он отсутствует.
Но случилось нечто совершенно неожиданное: дверь распахнулась, и вошла Эва, неся поднос с тремя высокими стаканами молока, в котором плавали кубики льда.