Дым и зеркала
Шрифт:
Он опустил руку, и когда баннер прыгнул на место, отыскал в кучеряшках оживленно жестикулирующей девушки неприметный крестик.
Кнопка закрытия встраивалась в любое виртуальное изображение. Закон о рекламе не делал никаких исключений: все, что рисовалось нейроимплантами, можно было отключить, всего лишь взглянув на закрывающий крестик и моргнув. По букве закона одно простое движение век могло и развоплотить мультяшную феечку с тюбиком зубной пасты, и вернуть первозданный облик площади Звезды или башне Монпарнас. Однако в то время как Министерство Охраны Реальности уравняло в правах картинки-однодневки и монументальные виртуальные конструкции, многомиллионные корпорации-рекламодатели сделали то, что у них от века получалось лучше всего - разделили по классам людей.
За реальность теперь нужно было платить...
В ушах Франка забренчало регги, а перед глазами соткалась полупрозрачная фигура. В такт мелодии она то насыщалась красками, то снова растворялась в воздухе. Через нее по-прежнему было видно рекламную девушку, но навестись на крестик уже не получалось. С тяжелым вздохом Франк взмахом ресниц открыл канал связи, и перед ним, как живой, посреди вагона встал Арно Лакруа, ведущий нейротехнолог рекламного агентства "ЭсЭндЭм".
– Мир, чувак, - расплылся в улыбке Арно.
– Прикинь, я уже вкурил эту твою тему с адаптивами. Реальная тема, чувак! Я как представлю, какие можно будет мутить...
– Давай к делу, Арно, - поморщился Франк, пытаясь не обращать внимания на лёгкий, но неприятный холодок, пробежавший по спине. Вечно неопрятный и косматый Лакруа строил из себя поклонника растаманской культуры, доводя своё увлечение до гротеска: внешность, одежда, речь - все работало на образ беззаботного любителя послушать популярное сотню лет назад регги и покурить травку. Даже его берлога в "ЭсЭндЭм", которую ни у кого не повернулся бы язык назвать офисом, всегда была заполнена сладковато пахнущим дымом, а в нём плавали примитивные картинки от безнадёжно устаревших голопроекторов, к которым Арно питал необъяснимую страсть. Но Франк уже успел понять, насколько блистательный ум скрывается под маской шута. Всего пару дней назад он обсуждал с нейротехнологом свои наработки по адаптивным нейроконструкциям - и вот уже тот сквозь смешки и любимый древний жаргон заявляет, что разобрался в том, на что у самого Франка ушло несколько лет...
– Ага, к делу. Без проблем, чувак. В натуре, без проблем. Я задвинул твою тему нашим шишкам, и они уже нашли на нее заказ. Аудиокомпания "Генера" - слышал про такую? Хе-хе, про нее слышал каждый, у кого есть уши. Опаньки, клёвый слоган, надо будет шепнуть копирайтерам! Но это я отвлёкся. Значит, техзадание тебе прилетит на почту. Что они хотят видеть - они сами не знают, так что сделай им красиво и с музыкальным уклоном.
– С площадкой определились?
– спросил Франк, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Переступить порог "ЭсЭндЭм" для него было всё равно что отправиться к дантисту с запущенной зубной болью, когда знаешь, что тебя ждёт, но все равно боишься увидеть клещи.
– Вандомская площадь, чувак. Вся твоя, как девчонка с бульвара Клиши. Работай на всю катушку, чтоб на века: "Генера" проплатила очень солидную категорию рекламы, так что крестик найдут только самые большие ценители реальности, хе-хе.
– Понял. Буду работать, - бросил Франк.
– Ништяк. Да, и пока при памяти: колонну не трогай. У нас нет на неё прав, так что там закреплённый кусок кода размером где-то двадцать на двадцать, ну и в высоту я уже не помню сколько.
– В смысле - не трогай колонну?
– не понял Франк.
– Да в техзадании всё написано. Кури мануал, чувак. В общем, бывай, держи связь.
Изображение Арно исчезло, а Франк невидящими глазами продолжал смотреть в пустоту.
Вандомская площадь... Восхитительный архитектурный ансамбль, полный истинно французского изящества. Колонны, аркады, мансарды, тёплый бежевый камень стен - восьмиугольная площадь с величественной колонной в центре напоминала тщательно выстроенную магическую фигуру: добавь один лишний элемент - и колдовство рассеется. Но именно это и предстояло сделать Франку - собственными руками нанести еще один шрам на лицо любимого города. Пусть максимально изящный, пусть по большому счёту ненастоящий - шрам останется шрамом. И аудиогигант "Генера" заплатит астрономическую сумму за то, чтобы этот шрам было непросто изгладить.
– ...Гарантирует скорейшую адаптацию и естественные ощущения. Согласно данным клинических исследований, более восьмидесяти процентов...
Франк вздрогнул, словно выдернутый из глубокого сна. Представительный мужчина в халате и докторском колпаке с баннера напротив увлеченно рассказывал ему про очередной чудо-препарат. Судя по схематичной рисовке, его производитель не сильно вложился в рекламную кампанию и, скорее всего, в принципе не страдал избытком денег, так что закрывающий крестик был прямо на виду - хотя и изо всех сил пытался слиться с красным крестом на колпаке. Взмахом ресниц Франк стер доброго доктора с окна вагона. На мгновение за исчезнувшим баннером показался пригород Парижа, а затем стекло затянулось дымчатой пеленой, сквозь которую можно было разглядеть лишь расплывчатые световые пятна.
Этой технологией были оснащены все баннеры на окнах в транспорте. Смотреть на окружающий мир разрешалось только при активной рекламе, какую бы категорию блокировки ты не оплатил.
– Ненавижу рекламу, - сообщил Франк бледному молодому человеку на соседнем сиденье. Тот не ответил; его глаза были закрыты, а пальцы барабанили по поручню в такт заполняющей его сознание музыке.
– Да, именно так: ненавижу рекламу, - Франк повернулся к пожилому мужчине слева. Ответа он вновь не дождался: остекленевшие глаза, прерывистое дыхание и подрагивающие плечи прозрачно намекали на то, что нейроимплант сейчас дополняет реальность старика крайне чувственным, хотя и не совсем пристойным образом.
Монорельс начал плавное торможение, и Франк с облегчением поднялся со своего сиденья: подобное соседство его всегда беспокоило.
– Кажется, я уже говорил: я ненавижу рекламу, - подходя к дверям, сказал он девушке с короткими светлыми волосами.
Её глаза распахнулись, и Франка встретил весёлый, немного смущённый взгляд:
– Правда? Я тоже!
Так он встретил Адалин.
Они шли под руку по Вандомской площади. Со всех сторон их обволакивал многоголосый восторженный гул, сплетённый из европейских, азиатских и каких-то вовсе не мыслимых языков. Франку, рассказывающему Адалин забавную историю про отель "Риц", приходилось повышать голос - но то и дело он сознательно говорил тише, и девушка прижималась к его плечу, чтобы лучше слышать. Но все окружающие их голоса непостижимым образом органично вплетались в звуки симфонической музыки, исходящие из центра шестиугольной площади.
– Твоя работа?
– спросила Адалин с улыбкой, которая получилась несколько холоднее, чем хотелось бы Франку.
– Я пытался вписаться в общий стиль, - ответил он и тут же мысленно обругал себя последними словами и за извиняющийся тон, и за тот подлый вид негодования, который приходит одновременно с осознанием собственной неправоты.
Адалин выпустила руку Франка и ускорила шаг, чтобы поближе рассмотреть новую достопримечательность Парижа.
На площади расположился не один оркестр. Шесть полноценных составов окружали Вандомскую колонну со всех сторон. Сотни человек играли в почти пугающей синхронности, словно единый организм, дышащий взмахами смычков и переливающийся отблесками меди. Вокруг сновали туристы, подходя вплотную к бархатистым красным канатам вроде тех, что отгораживают произведения искусства в музеях. Впрочем, музыканты, казалось, были вовсе не против такого близкого соседства; многие из них, улучив момент, улыбались или подмигивали подошедшим к ним слушателям, ни на долю секунды не сбиваясь с такта.