Дыши
Шрифт:
Я уставилась на него.
Затем спросила:
— Ты знаешь все это о бездомном мужчине по имени Изгой Эл, о котором я не только никогда не слышала, но даже никогда не видела, хотя прожила в этом городке всю свою жизнь?
Чейз снял куртку, бросил ее на островок и приблизился ко мне. Следя взглядом за движением своей руки, он перекинул мои волосы через плечо, а затем коснулся моей шеи, и я вздрогнула. Его внимание вернулось ко мне, и он продолжил рассказывать об Изгое Эле.
— Да, знаю, а еще знаю, что он кормит своих кошек консервами, но
— Откуда ты все это знаешь?
— Он сам мне рассказал, когда делал заказы на то, что ему действительно нравится. Так что я покупаю ему только то, что ему действительно нравится, потому что, бездомный он или нет, остальное он выбрасывает.
— Ты покупаешь еду Изгою Элу? — прошептала я и по-другому взглянула на спальный мешок и пакеты с едой.
Зная о камерах у библиотеки и всех усилиях, направленных на поиски одинокого беглого мальчика, которые возглавлял Чейз, даже, несмотря на то, что он якобы передал дело Фрэнку. При всем этом я могла поклясться, что Элла Мэй пела «Holding Out for a Hero» прямо мне в ухо.
— Я, Фрэнк, Бетти и Кристал, — пояснил он, и Элла Мэй замолчала.
Я моргнула, а затем с недоверием спросила:
— Кристал?
Уголок губ растянулся в полноценную ухмылку, Чейз наклонился, чтобы быть ближе ко мне, и поделился:
— Она сурова снаружи, и это истинная Божья правда. Жесткая как сталь. Никто к ней не приблизится, пока Кристал сама не откроется. Но внутри, дорогая, внутри любого человека всегда кроется что-то еще. Некоторые люди впускают вас сразу. С некоторыми приходится попотеть. Некоторые никогда не впускают вас и устраивают шоу, полное лжи. Некоторые, такие как Кристал, ждут, чтобы вы это заслужили. И я знаю, что внутри Кристал таится доброта, сердечность и нежность.
— Она впустила тебя? — тихо спросила я.
— Не в прошедшие тринадцать лет. Но шесть месяцев назад я вернулся домой после дерьмового дня, когда весь город праздновал с размахом, прошел сквозь толпу репортеров, чтобы добраться до своей двери, и обнаружил ее сидящей в темноте моей гостиной. Она пробралась с черного хода. Сидела и пила мою водку. Первое, что она сказала мне, прежде чем налить мне стакан, было: «Ты молодец, Китон». Мы выпили в тишине, и она вылезла из окна моей спальни. Не уверен, что она меня впустила, но в случае с Кристал Бриггс, думаю, это настолько хорошо, насколько возможно.
— Думаю, в случае с Кристал Бриггс, это значимо, — прошептала я, его ухмылка превратилась в улыбку, и я растворилась в ней, прежде чем он отвернулся.
Он направился к пакетам. Я взяла себя в руки и подошла к ящику со столовыми приборами.
Я навострила уши, когда он сказал:
— Итак, часть покупок не для нашего паренька. Это на десерт.
Я взяла вилки, ножи и штопор, уточняя:
— На десерт?
Он
— Шоколадное мороженое с арахисовым маслом.
Звучало потрясающе.
— Что в нем? — спросила я, оглядываясь через плечо на то, как он ходит по моей кухне (и мне нравилось то, что я видела), пока раскладывала столовое серебро.
— Мороженое, много сиропа, огромная порция арахисового масла, взбитые сливки, дробленый арахис и вишня. Мама обычно делала так для меня.
Просто, но, несомненно, потрясающе.
Потянувшись за бутылкой вина, которую он поставил на столешницу, я мысленно вычла один кусок пиццы из своего вечернего рациона и добавила еще одну порцию «арахисового масла» к десерту.
Я уже собиралась открыть вино, когда обнаружила, что в руках нет ни бутылки, ни штопора, вскинув голову, я посмотрела на Чейза и убедилась, что он держит и то, и другое.
— Отец мало чему меня научил. Но есть одна вещь, которую я узнал от него: женщина не наливает себе выпить, — объяснил он.
Элла Мэй вновь запела мне на ухо.
— О, — пробормотала я.
— Детка, достань пиццу, — мягко приказал он. — Мне два кусочка для начала.
— Хорошо, — продолжала я бормотать, а потом открыла коробку с пиццей.
Я уселась на табурет, пока Чейз наливал мне вино. Он поставил бокал у моей тарелки, достал из упаковки бутылку пива, остальные пять убрал в холодильник, концом штопора открыл крышечку, а затем присоединился ко мне за стойкой.
Я уставилась на пиццу, впервые обратив на нее внимание. Похоже, Чейз был любителем мяса, так же, как Изгой Эл любителем мясных консервов. Я увидела пепперони, колбасу, бекон, фарш, ветчину, панчетту и что-то похожее на чоризо. А еще грибы, оливки и перец.
Взяв пармезан и начав посыпать им пиццу, я с радостью отметила тот факт, что мне всего двадцать девять, и я еще не страдаю от изжоги.
Меня поразило несколько вещей: мы ели в тишине, я выступала в роли хозяйки, и что более важно, Чейз находил меня интересной. Часть того, чтобы быть интересной, заключалась в том, чтобы быть хорошим собеседником. У нас никогда не возникало проблем с разговором, но мы также никогда не оказывались в нормальной ситуации, которая требовала бы обычного разговора.
Внезапно, я снова занервничала.
Поэтому принялась болтать.
При этом сосредоточенно разрезая пиццу.
— Ты сказал, что твой отец мало чему тебя научил. Вы не близки?
— Я ненавижу его всем своим существом.
Я моргнула, наблюдая, как вилка вонзается в пиццу, а нож режет кусок, повернула голову и посмотрела на Чейза, поняв, что он не любитель есть пиццу вилкой и ножом. Он держал ломтик в руке и жевал.
— Ты его ненавидишь? — прошептала я.
Чейз проглотил и посмотрел на меня.
— Всем своим существом.
— Сказано, э-э… твердо, — заметила я.
— Ага, — согласился он и откусил еще пиццы.
Я вернулась к своему куску, пробормотав: