Дыши
Шрифт:
— Извини, я не должна была спрашивать.
Я взяла отрезанный кусочек в рот, когда Чейз спросил:
— Мы знакомимся друг с другом?
И я снова посмотрела на него.
Я прожевала и кивнула.
Он кивнул в ответ и продолжил говорить.
— Тогда такое тебе нужно знать обо мне. Я ненавижу своего отца. С мамой мы близки, но она чувствительная. Немного неуравновешенная. Может что-нибудь забыть, завестись из-за этого, стать неуклюжей, разбить вещи, завестись уже по этому поводу, потом принять таблетку или выпить, прилечь на некоторое время, и все снова будет хорошо. В этом вся она. В остальное время
Он откусил пиццы, прожевал, пока я смотрела, проглотил и закончил:
— Она любит меня, а я люблю ее. Я не могу проводить с ней столько времени, сколько хочу, потому что она живет в двух часах езды отсюда, а мой отец — мудак, так что если он дома, то я не приезжаю. И она делает чертовски вкусное мороженое.
— Вот, значит, как, — тихо сказала я, и он усмехнулся.
— Вот так, — пробормотал он и откусил еще пиццы.
Я снова перевела внимание на свою пиццу и засунула кусочек в рот, когда Чейз спросил:
— Твои родные?
Я посмотрела на него, прожевала, проглотила, положила нож и вилку и взяла вино. Отпив глоток, облокотилась о стойку, подняла бокал с вином и ответила:
— Папа у меня классный. Мудрый. Веселый. Любит меня. Любит мою сестру. Любит моего брата, хотя очень хочет надрать ему зад. И я его люблю. Мама тоже классная. Она мудрая, но более спокойная, чем папа. То же касается и веселья. Она меня любит. Любит мою сестру, хотя частенько испытывает желание свернуть ей шею. Она обожает моего брата, и я не психолог, но думаю, именно поэтому он делает такие вещи, от которых папа хочет надрать ему зад.
— Какая ты по старшинству?
— Средняя. Моя сестра Лиза на три года старше. Брат Джуд на три года младше.
Я сделала глоток вина, а Чейз взял второй кусок и спросил:
— Почему твой отец хочет надрать зад твоему брату?
Я поставила бокал и вернулась к пицце, отвечая:
— Ну, больше уже не хочет. Год назад Джуд ушел в армию. В знак благодарности, что он поступил на военную службу, папа отправился в католическую церковь, и отчитал сотню раз «Аве, Мария», а мы даже не католики.
Я услышала смешок Чейза, сунула в рот кусочек пиццы, и, жуя, посмотрела на него и улыбнулась.
— Так почему твой папа хотел надрать ему зад? — исправился он.
Я проглотила и ответила:
— Потому что Джуд был занозой в его и всех остальных задницах. Я люблю брата. Он веселый парень. Очень веселый. Но безответственный. Его выгнали из университета. Уволили с первых трех работ. За шесть лет он успел пожить в четырех штатах. У него было семь тысяч подружек. Все милые, добрые, умные и красивые, и каждая, с кем он знакомил семью, нам нравилась. Выигрышная комбинация, которую трудно найти. Но Джуд отшвыривал их в сторону, будто
Тело Чейза дрожало, он ухмылялся, а голос дребезжал от веселья, когда он заметил:
— Хорошее описание.
— Я много читаю, поэтому у меня живое воображение, — объяснила я.
— Нет, — тихо ответил он, в его голосе слышалась дрожь другого рода, от которой по моей коже пробежали мурашки. — Ты — Фэй, так что ты — милая.
— И это тоже, — беззаботно согласилась, но вышло хрипло.
Его рука потянулась ко мне, зацепила меня за шею, и я обнаружила, что мое тело движется к нему, а глаза остаются прикованы к нему, пока они не были вынуждены закрыться, когда его голова опустилась и наши губы сомкнулись.
Как только это произошло, он сжал мою шею, отстраняя меня, чтобы я села на место, и отпустил.
Но чудесное покалывание от его губ там, где они меня касались, осталось.
Он откусил пиццу, прожевал и проглотил. Я отрезала кусочек, положила в рот, прожевала, проглотила и потянулась за бокалом.
— Значит, Джуд в порядке? — вернулся Чейз к разговору.
Я кивнула, поставила бокал на стойку, взяла корочку от пиццы, откусила и посмотрела на него, наблюдая, как он тянется за следующим куском.
Я проглотила и продолжила делиться.
— Он ушел в армию. Позвонил папе, они поговорили по душам как мужчина с мужчиной, и Джуд объяснил ему кое-что. Судя по всему, Джуд нуждался в дисциплине. Ему там очень нравится. Он хочет сделать карьеру в армии. Сержант. И мы говорим не о капрале, а о сержанте-майоре. Он действительно задался целью. Думаю, мне не следует удивляться. Папа служил в морской пехоте, очень гордился этим и, пока мы росли, постоянно об этом рассказывал. Джуд увлекался спортом, поэтому знал, как быть в команде, следовать примеру тренера, но при этом оставаться лидером. Думаю, его последним бунтом было то, что он пошел в армию, а не в морскую пехоту, но папа не жалуется.
Я откусила еще от корочки, а Чейз тихо спросил:
— Ты беспокоишься о нем?
Я покачала головой, прожевала, проглотила и ответила:
— Забавно, но сейчас меньше, чем раньше. Раньше у него за спиной не стоял отряд братьев. Теперь стоит. Это не значит, что я не волнуюсь, но я рада, что Джуд нашел любимое занятие, место, которое ему подходит, место, которому он принадлежит. Поэтому сосредотачиваюсь на этом.
— Умно, — пробормотал Чейз, и я слегка улыбнулась ему и вернулась к своей корочке.
Чейз замолчал, и я тоже. Это произвело негативный эффект, заставив мои мысли блуждать. Я размышляла о его честном признании в ненависти к родному отцу, и в то же время его искреннем стремлении помочь совершенно незнакомому мальчику. На протяжении половины второго куска я беспокоилась, что здесь была взаимосвязь.
— Ты затихла, — пробормотал Чейз, и я перевела дыхание, отложила столовые приборы, взяла бокал и посмотрела на него.
Прежде чем сделать глоток, спросила:
— Чейз, камеры были хорошей идеей, но обычно ли для полицейского управления Карнэла тратить такие ресурсы на неизвестного ребенка, с которым не понятно, что происходит?