Дюма
Шрифт:
24 ноября 1860 года Луи Наполеон издал декрет: парламенту разрешается обсуждать правительственные законы, газетам — публиковать обсуждения. Почему он это сделал, ведь ни палата, ни «креативный класс», ни «народ» особой активности не проявляли? Но, будучи, как все диктаторы, в какой-то степени полоумным, он не был параноиком: зачем давить, когда можно сделать так, чтобы тебя благодарили? Состав парламента все равно такой, что все одобрит. Образованные парижане любят читать в газетах прения? Читайте… Он даже разрешил издание нескольких более или менее оппозиционных газет, где критиковали ультрамонтанов: его раздражали их нападки на то, что он слабо поддерживает папу. Церковь несколько своевольничает — нужно показать, кто в доме хозяин. А у Дюма — горе: Эмма Манури-Лакур умерла 26 ноября 1860 года. И радости: 20 ноября Надежда Нарышкина родила ему внучку Мари Александрину Анриетту, а 24 декабря Эмили — дочку Микаэлу.
Эмили, 1 января 1861 года: «Ты знаешь, детка моя дорогая, что я хотел девочку; я тебе объясню почему. Я вижу сына сколько хочу, а дочь Мари вижу не чаще раза в год, и вся любовь, предназначенная Мари, перейдет к нашей дорогой дочурке… Не вставай и не ходи, пока я не приеду… Я собираюсь
25
Остров в Неаполитанском заливе.
Завоевание Королевства обеих Сицилий завершилось 13 февраля 1861 года, когда пьемонтским войскам сдалась Гаэта. Тоскана, Парма, Модена и Романья были присоединены к Пьемонту, и Виктор Эммануил 17 марта в Турине провозгласил создание королевства Италия. Гарибальди на церемонию не позвали — а кто он такой?
Глава семнадцатая
СПРУТ
«Независимая» не только изливалась в любви к Гарибальди и проклятиях Кавуру, она была добросовестной и оперативной, информацию о многих событиях можно было найти только в ней. 5 марта 1861 года она сообщала, что сотни пленных из армии Франциска II брошены без ухода и умирают от тифа — остальная пресса хранила молчание. Она первой сообщила о загадочном исчезновении в ночь на 5 марта парома «Геркулес», шедшего из Палермо в Неаполь. 800 пассажиров пропали, среди них Ипполито Нуэво, летописец «Тысячи», другие газеты молчали, власти — тоже, Дюма трижды ходил к судовладельцу, тот отвечал, что паром найдется. Дюма снарядил за свой счет поисковое судно, 12 марта оно вышло в море, а 13-го «Независимая» высказала предположение о кораблекрушении. Дальше отмалчиваться было нельзя, власти заявили, что паром затонул, вероятно из-за непогоды. «Независимая» в ответ приводила сводку — погода была отличная и другие суда не пропадали — и намекала на теракт. Поиски продолжались, теперь все газеты Неаполя перепечатывали отчеты «Независимой». Поисковое судно 24 марта обнаружило предполагаемые останки парома, но газеты уже занялись другой новостью — о фальшивых деньгах. «Независимая» еще несколько недель продолжала сражение, недоумевая, почему флот не идет искать «Геркулеса» и почему всем плевать на гибель восьмисот человек, но ничего не добилась. (Катастрофу так и не расследовали.)
18 марта газета «Народ Италии», издаваемая сторонниками Мадзини, обвинила Дюма в присвоении денег, выданных ему на покупку оружия. Он вызвал на дуэль Филиппа де Бони, редактора (тот отказался), приводил расписки, которые дал ему в Мессине тогдашний заместитель Гарибальди Агостино Депретис, умолял того подтвердить их подлинность — Депретис, уволенный со всех постов, молчал. Расписки найдены и хранятся теперь в государственном архиве в Риме, правда, по ним сложно понять, все ли деньги пошли на оплату оружия; сам Дюма то жаловался, что потратил свои 30 тысяч франков, то хвалился сыну, что «получил 10 тысяч прибыли», — дело мутное. Другой конфликт — с каморрой, неаполитанской мафией, возникшей в XVIII веке и всегда дружившей с королями; когда Франциск II бежал, Либорио Романо просил главаря каморры Де Крешенцо поддержать порядок в городе. Каморра совсем распоясалась, коррупция и рэкет достигли ужасающих размеров, людей похищали среди бела дня, на улицах стреляли, правительственные газеты об этом не писали, возмущалась опять одна «Независимая». В 1862 году Дюма издал подборку своих статей о мафии брошюрой «О происхождении разбоя, причинах его распространения и способах уничтожения».
«Разбой в Южной Италии… обычное занятие, не хуже любого другого. Разбойником становятся так же, как становятся булочником, портным, сапожником. В этом нет ничего предосудительного; отец, мать, брат, сестра отнюдь не считаются запятнанными ремеслом их сына или их брата, ибо и само это занятие не является пятном для тех, кто избрал его. Разбойник работает восемь месяцев в году… он встречается с мэром, приветствует его, мэр отвечает ему тем же; зачастую они друзья, а то и родственники. С весной он достает свое ружье, пистолет, кинжал и уходит в горы. С тех пор как в Неаполе существует правительство (а я просмотрел все архивы с 1503 года до наших дней), оно временами выпускает постановления против разбойников, и, что любопытно, постановления испанских вице-королей ничем не отличаются от постановлений пьемонтских правителей, ведь преступления все те же. Это кражи со взломом, грабежи, вымогательства с угрозой поджечь дом, изувечить, убить; убийства, увечья и поджоги в случаях, когда угрозы не подействовали». Он анализировал причины: сельская страна, неграмотная, раздробленная, без дорог, как Вандея, только хуже. Запреты ничего не дадут, развивать промышленность и просвещать — иного пути нет. Историк Бенедетто Кроче: «Человек, которого многие считали легкомысленным, лучше всяких экспертов проанализировал условия проведения аграрной реформы в Южной Италии». Каморра стала слать письма с угрозами — муниципалитету пришлось выделить Дюма охрану. Любви к нему это не прибавило. Что он всюду лезет? Подумаешь, мафия, мы всегда так живем…
Дюма издал сборник статей «Гарибальди и Италия»: «Гарибальди в Палермо», «Гарибальди в Риме», «Ранение Гарибальди» и т. д. Его герой не откликнулся. 12 апреля началась Гражданская война в США, Гарибальди предлагал услуги Линкольну, но тот его не пригласил (зато у северян воевали оба сына Елены Орлеанской). Странно, что Дюма не собрался в Америку, — он так любил посылать туда своих героев… Но ему было не до того. Выпустив 18 мая последний номер «Независимой», он уехал в Париж. Все плохо: газета не приносила прибыли, мафия сердилась, неаполитанцы все время его в чем-то подозревали, отношения с Эмили испортились, видимо, она опять изменила: «Я прощаю Вас, потому что у Вас не было намерения причинить мне боль… несчастный случай произошел в нашей жизни, он не убил мою любовь, я люблю Вас так же, как всегда, но только теперь люблю так, как любят что-то потерянное, что-то мертвое; призрак»; муж Мари оказался душевнобольным и бил ее, она поселилась в монастыре в Отейле и начала судебный процесс — не о разводе, который был по-прежнему запрещен, но об утверждении раздельного проживания.
Дома, во Франции, — тишина… Палата все одобряет, пять оппозиционных депутатов начали требовать свободы печати — кого запугали, кого перекупили… Правительство потихоньку само закладывало под себя бомбу — экономическую: за 10 лет государственные расходы возросли с полутора миллиардов до двух, увеличили налоги — не помогло; начались масштабные госзаймы. Но никто не чувствовал опасности. Зато много обсуждали итальянские дела: финансы расстроены, посреди страны торчит занозой Папское государство, Виктор Эммануил провозгласил Рим столицей, должны последовать какие-то шаги, но Кавур умер… Дюма только об Италии и писал: заканчивал «Неаполь и окрестности», издал сборник «Документы по истории Неаполя», написал на основе старой пьесы «Лоренцино» повесть «Ночь во Флоренции». Главный труд — «Неаполитанские Бурбоны»: Дюма использовал в работе секретную переписку королевской четы (тут происки Нельсона и леди Гамильтон — тема для романа), массу мемуаров, делая к каждому источнику примечания: Винченцо Куоко, республиканец, — «писатель добросовестный, но ярый приверженец своей партии, отчего мы принимаем его свидетельства с некоторой долей сомнения»; Пьетро Колетта — «автор предубежденный и обуреваемый страстями, который писал вдали от Неаполя, располагая лишь собственными воспоминаниями, переполненными то ненавистью, то любовью». Много внимания он уделил ненавистному Фердинанду IV, был, однако, объективен и охарактеризовал его не чудовищем, а слабовольным бездельником, вроде ухудшенной копии Людовика XVI, как его жена Каролина была ухудшенной копией своей сестры Марии Антуанетты.
При этом Фердинанде случился один из самых трагичных эпизодов европейской истории. В 1798 году он вторгся в Римскую республику (союзника республиканской Франции), потерпел поражение, бежал на корабле Нельсона (Англия была врагом Франции). В брошенном Неаполе республиканцы и аристократы согласились учредить республику под французским протекторатом, и 26 января 1799 года провозгласили Партенопейскую республику. «Программа республиканцев была простой и ясной: правление народом им самим, то есть его выборными. Но странно устроен наш бедный мир: то, что ясно и просто, всегда труднее всего претворить в жизнь».
Отменили феодальные привилегии, законы написали хорошие, вот только поддержать их было некому. «Народ» не хотел республики; впрочем, он ничего не хотел. Зато яростно против были безработные мелкие бандиты, так называемые «лаццарони», «самые невежественные, самые развратные, самые неумелые» (Лев Гумилев: «…субпассионарии — особи, абсорбирующие меньше энергии, чем количество, требующееся для уравновешивания потребностей инстинкта. Им все трудно, а желания их примитивны: поесть, выпить, поразвлечься с такой же женщиной. Таковы неаполитанские лаццарони, подонки капиталистических городов…»). Дюма описал историю появления лаццарони в 1647 году, когда произошло восстание во главе с неаполитанцем Томазо Аниело (думал писать о нем роман, но не собрался): сам Аниело был человек неплохой (Дюма сравнил его со Степаном Разиным), но из его нищего войска, попробовавшего грабежи, потом стали формироваться каморра и ее менее организованные братья, гуаппо и лаццарони; короли и церковь на них опирались, дабы держать в страхе нормальных людей. Дюма, роман «Сан-Феличе»: «Во время революций разбой принимает колоссальный размах, общественное мнение принимает его сторону, благонамеренный патриотизм служит ему оправданием; разбойники всегда на стороне реакционной партии — другими словами, они стоят горой за трон и алтарь. Известные в летописях времена разбоя — это годы политической реакции: 1799, 1809, 1821, 1848, 1862, то есть пора, когда неограниченная власть, потерпев поражение, призывала себе на помощь банды. В таких случаях разбой особенно могуществен, ибо его поддерживают власти, которые в другое время призваны ему препятствовать. Чиновники являются не только пособниками разбойников, но и сами зачастую становятся бандитами. Нравственную поддержку разбою оказывают священники и монахи: они бывают как бы его душою; разбойники, услышав их проповеди, призывающие к бунту, восстав, получают от них освященные образки, которые должны сделать их неуязвимыми».
Он любопытно рассуждал о свободе и независимости: «Коллективное мужество — качество народов свободных… Личное мужество — качество народов, которые всего лишь независимы. Почти все народы, живущие в горах — швейцарцы, корсиканцы, шотландцы, сицилийцы, черногорцы, албанцы, друзы, черкесы, — отлично обходятся без свободы, лишь бы у них не отнимали независимости… Объясним огромную разницу между словами: свобода и независимость. Свобода — это отказ каждого гражданина от какой-то доли независимости ради образования общественной основы, именуемой законом. Независимость — это право каждого удовлетворять все свои желания. Человек свободный — член общества; он опирается на соседа, который в свою очередь опирается на него; а так как он готов жертвовать собою ради других, то имеет право требовать, чтобы и другие жертвовали собою ради него. Человек независимый — это человек естественный; он полагается только на самого себя… Из людей свободных составляются армии. Из независимых — шайки».