Дюймовочка крупного калибра

Ларина Арина

Лучше уж никакой любви, чем неразделенная. Особенно мучительным и острым это чувство бывает тогда, когда еще не все шансы использованы, а моральных сил на полномасштабную атаку не хватает.

Инга страдала молча, но окончательного объяснения избегала, оставляя себе право на надежду.

Сегодня Юра куда-то ушел с самого утра. Нарядный. Во всяком случае, с высоты шестого этажа Инге показалось, что он при полном параде. Она так углубилась в свои тоскливые фантазии, что не сразу заметила радостно жестикулировавшую Зойку.

– Бартышкина-а-а-а! – глухо разнеслось по двору. Чугунова трясла неизменными пакетами и дергала головой, указывая в сторону своего подъезда. Инга ехидно постучала по лбу и приложила к окну мобильник. Вряд ли

подруга снизу разглядит, но должна же она догадаться, что бессмысленно вот так гримасничать, когда технический прогресс уже давно предоставил человечеству массу способов для удаленного общения. Открывать окно в такой холод было бы неправильно. На улице весна, любовь, возможно, перспективы – глупо в такой момент простужаться.

Зойка опять приподняла пакеты и покачала ими, как маятником. После чего исполнила замысловатое «па», поочередно подкинув полные ноги, и крутнула мощным задом, продолжая призывно улыбаться. Инга налегла лбом на стекло и затряслась от смеха. Позади Чугуновой притормозил огромный джип, из которого выглянул бритый качок и что-то сказал разошедшейся плясунье. Наверное, Зойке сказанное не очень понравилось, так как она повернулась на сто восемьдесят градусов и лягнула ближайший сугроб, послав в сторону мужчины фонтанчик жидкого снега. Тот начал было вылезать с угрожающим видом, продолжая шевелить губами, но Зойка с не менее угрожающим видом, распространяя вокруг себя вихрь злобных флюидов, двинулась навстречу опасности. Дверца джипа захлопнулась, и машина рванула с места.

– Бартышкина-а-а-а, – подруга вернулась на исходную и стояла, задрав к небу довольную физиономию. – Приходи в гости, мужики будут!

– Вот дура-то, – покраснела Инга и торопливо слезла с окна.

– Детка, я не понимаю, что тебя может связывать с этой девицей. Просто позор. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, – в дверях двухметровой жердью маячила тетка Ульяна, одинокая старая дева, все выходные проводившая у них дома. Больше всего на свете Инга боялась повторить ее судьбу.

– Лучше пусть про меня скажут что-нибудь плохое, чем у меня вообще не будет друзей, и, следовательно, сказать про меня будет нечего. И некому, – огрызнулась Инга. – Самое страшное, когда до человека никому нет дела. Обсуждают лишь тех, кто интересен.

Конечно, тетка обиделась. Но зато Инга назло ей решила пойти к Чугуновой, у которой «будут мужики». Чрезмерная щепетильность делала жизнь блеклой. Вот о Зойке никто не скажет, что живет она блекло. Инга вдруг поняла, что ей тоже надоело слоняться бледной тенью тургеневской девушки. Да, следовало признаться хотя бы себе, что хочется туда, где мужики. Лучше жалеть об ошибках, чем отсиживаться в углу.

Серафима в четвертый раз укладывала волосы, но ничего не получалось. Вернее, получалось, но совсем не то, что хотелось.

– Челка не так лежит, – ныла Сима под молчаливо-насмешливым взглядом бабушки. – И не пышно как-то. Или, наоборот, лучше прилизать, чтобы было стильно? А, бабуль?

– Женщине идет коса, – выдала свое мнение Анфиса Макаровна.

– Да-да, и черный балахон.

– Надо выделяться среди общей массы, быть оригинальнее.

– Тогда я, пожалуй, в одном белье пойду. И выделюсь, и все мужики попадают, – Серафима мотнула бюстом, приведя его в долгий колебательный процесс.

Она нервничала. Поэтому и шутки были дурацкими, и юмор плоским, и настроение дерганым. Серафиму колотило изнутри, и волнение было вовсе не радостным, а отчасти истеричным. Она терпеть не могла события, которые могли стать поворотными вехами в ее судьбе. Потому что до сих пор все вехи поворачивали ее куда-то не туда, загоняя в болото и норовя окончательно утопить, чтобы не мучилась.

Упитанный мужчина по имени Михаил, месяц назад найденный для нее Дарьей на сайте знакомств, вступил с Серафимой в длительную и мучительную переписку. Он острил, философствовал, рассуждал

на темы политики и духовной деградации поколений, не забывая напоминать Симе, что она очаровательная и невероятно интересная собеседница. На этих ненавязчивых и уважительных комплиментах она висела, как карась на крючке, и продолжала держать планку. Серафима штудировала новостные сайты, отслеживала афишу и изнуряла мозг чтением аналитических статей различной тематики. Сначала она надеялась, что к концу недели Миша дозреет и назначит свидание. Но прошла неделя, потом еще одна, малочисленные кавалеры, клюнувшие на ее объявление без фото, были безжалостно отметены, Симина анкета уехала в самый конец списка, а определенность в отношениях не наступала. Конечно, переписка помогает узнать о человеке, привыкнуть к стилю общения, стать ближе, но ведь и живого общения тоже хочется! Через месяц Миша вдруг прислал ей вместе с письмом фотографию. Громадный шатен в костюме и при галстуке у стенда со схемами, графиками и чем-то очень мужским научно-непонятным. Рядом толпятся люди, взирающие на гиганта снизу вверх. У Серафимы моментально закончился воздух в легких, а сердце остановилось, жалобно стукнув напоследок. Такого мужчину можно встретить в жизни лишь однажды. Умный, тактичный, интеллигентный и по габаритам подходящий под определение Серафиминой «половинки». Жизнь – это компот, в котором все половинки фруктов перемешаны, и встретить в одной кружке именно свою – редкая удача. Тем страшнее было спугнуть эту удачу.

Серафима отправила в ответ фотографию с празднования Восьмого марта. Она там как раз принимала поздравления от шефа, рядом маячили Хрящиков и завскладом. В общем – полноценная иллюстрация к сказке «Белоснежка и семь гномов». Только Белоснежка, она же – Серафима Разуваева, оказалась блондинкой. Отредактировав фото путем удаления всех остальных попавших в кадр женщин, Сима отослала свой светлый образ Михаилу и затаилась в паническом ожидании.

Ответ пришел почти сразу. Она перескакивала через строчки, пытаясь вникнуть в смысл и отыскать оценку внешности. Письмо обрывалось непонятной фразой «Это самый сложный и ответственный момент, поэтому я не могу позволить себе скомпрометировать тебя или напугать».

– Елки-палки, – похолодела Серафима и снова начала перечитывать послание. Слог был витиеват, стиль – высок, а смысл – туманен.

Вероятно, комплиментом можно было считать констатацию факта, что Сима – «женщина с большой буквы». Миша долго и нудно описывал психологический аспект взаимоотношений полов, после чего перешел к рассуждениям на тему первого визуального и тактильного контакта. К сожалению, в письме был подробно рассмотрен лишь факт визуального контакта, а тактильный, более всего заинтересовавший Серафиму, был упомянут вскользь. Если в тексте и был какой-то намек, то она его не поняла, ибо был он тонок и незаметен, как иголка в стоге сена, обнаружить которую можно, лишь сев на нее. Серафима опасалась, что и намек она поймет слишком поздно. Тем более что было совершенно непонятно, как отвечать на столь беспредметное письмо. Зацепиться за «женщину с большой буквы»? Тоже порассуждать на отвлеченные темы?

Сима избрала второй вариант, застеснявшись двусмысленности размышлений на тему собственной внешности.

Посопев, она отгрызла кусок шоколадки с орехами и настрочила:

«Люди очень часто не доверяют друг другу. Это может быть оправдано и здравым смыслом, и негативным опытом, и просто стеснительностью. Последнее более свойственно женщинам. Женщины крайне ранимы, чувствительны и связаны общественным мнением. Им очень трудно переступить через себя и довериться незнакомому человеку. Именно доверие очень много значит для женщины, но доверие проистекает из опыта общения, из фактических подтверждений обоснованности этого доверия. Женщины интуитивны, поэтому о многом им может рассказать взгляд, голос, внутреннее ощущение комфорта или дискомфорта. Они консервативны во внешних проявлениях и раскрепощены лишь в душе».