«Джамп» значит «Прыгай!»
Шрифт:
– Ты что охренел? Чтоб твою мать! Какое тебе, на хер, дело, куда делись деньги! – заорал невидимый пока Илья Захарыч. – Твое дело книжки складно писать да слова мои по-грамотному перекладывать, а в остальном – меньше знаешь, крепче спишь.
– Как скажете, – проблеял Симеон Елизарович. – Писатель пописывает, читатель почитывает…
– А впрочем, можешь написать, что деньги эти все пошли на благотворительность. Знаешь, сколько народу у нас сейчас по тюрьмам распихано? И знаешь, сколько денег тратит наше дерьмократическое государство им на жратву? Пол-рубля в день! Вот на помощь сирым и голодным все енти грязные,
– Всё-всё, Илья Захарыч, бегу, лечу. Как главку за-кончу на той неделе – так прилечу.
– На, держи, денежку, и старайся сочинять покруче. Как книжку выпустим, начнем предвыборную программу писать.
– Ой, Захарыч, да вы никак в президенты собрались?
– Тс-с-с!
– Понимаю, понимаю, «тайна сия велика есть». Но помните, на голоса российских писателей можете твердо рассчитывать. Да и на кого надеяться нам, как не на вас, вы – соль соли земли Русской! Защитник вы наш!
В комнату, где сидела Лена с живостью, несвойственной дородному телу выкатился толстячок, ехавший с ней в утренней электричке и сурово осуждавший продолжателя Достоевского. Он уставился на девушку сквозь круглые очки в золотой оправе и разинул рот при виде рта, залепленного пластырем. Остроносый закрыл ее от него и бросил ему:
– Вам туда.
– А… да-да… – заикаясь пролепетал он и бочком-бочком выбрался из комнаты.
– Слышь, Захарыч, – сказал остроносый, заглянув в большую комнату. – Он тут видел вот эту… – Он схватил Лену за волосы и подтащил к двери.
– А… – протянул дородный бородатый мужчина, сидевший в просторном кресле. – Давай ее сюда. Разбираться будем. А этого гундявого не боись – вся их шарашка у меня из рук ест.
Лену втащили в комнату и усадили на скрипучий табурет.
– Ну рассказывай, – приветливым тоном произнес Илья Заботин. – Зачем ты тута шляисся? Чего ты тут вынюхиваешь? Кто тебя послал?
Девушка замычала.
– Хули ж ты ей рот не разлепишь, чудило! – расхохотался Забота.
Остроносый одним рывком сорвал полосу скотча с губ девушки, так что она вскрикнула от боли.
– Пока ты, старый мерин, тут романчики пописываешь, – злобно прошипела она, – твоего зятя в Москве ФСБ к рукам прибирает, и завтра он будет сдавать всех подряд. И тебя в первую очередь.
– Не понял… – прогудел озадаченный Забота. – Ты ж по документам вроде как журнашлюшка… или кто ты?
– Кинто! – отрезала Лена. – Звони генералу Солдатову и пусть он тебе скажет кто я такая.
На разговор с генералом ушло три минуты, пока наконец Забота не протянул девушке трубку.
– Сам с тобой поговорить хочет. – И вдруг заорал на остроносенького страшным голосом: – Да снимешь ты с нее оправу или так и будешь загорать?
Тот мигом снял с девушки наручники. Та взяла трубку и сказала:
– Агент сто двенадцать слушает.
– Я не понимаю, деточка моя, – вскипятился генерал, – кто вам дал право самостоятельно разъезжать туда-сюда и совать свой нос в… в… в разные места.
– Товарищ генерал, – отвечала Лена, – я выполняла ваше задание.
– Какое задание?
– Сбор информации по факту шантажа некоего государственного деятеля…
– Только никаких имен! – предупредил Солдатов.
– Я собрала информацию, и могу вам сказать, что с завтрашнего дня каждый, кто ею владеет, может вертеть вашим шефом, как угодно. А владеть ею будет ваш заклятый друг генерал Кравцов.
Когда Забота осознал всю тяжесть нависшей над ним проблемы, он принялся ожесточенно чесать в стриженном затылке.
– Это что же такое получается? – бормотал он. – Получается, что этот балбес и впрямь чего-то там такого натворил?
– Получается, что его вот-вот отстранят от реальных денег, – сказала Лена. – А значит, и от реальной власти. От этого одна минута до арестов и судебных процессов
– Ну, ты того, девица-красавица, – насупился Забота. – Говори, да не заговаривайся. Мы всё по закону да по совести делаем.
– Илья Захарыч! – надула губки девушка. – Да разве я против ваших законов чего сказала. Просто ваши законы с ихними малость расходятся.
– Так! – Забота решительно стукнул ладонью по столу. – Видно придётся мне самому этим делом заняться. Валёк, запрягай джип! – рявкнул он появившемуся в дверях остроносенькому. – В Москву покатим. Да сообрази каких-нибудь бутербродиков для мамзели.
– Ой, Илья Захарыч, какой вы заботливый, – сконфуженно заулыбалась Лена. – Прямо как отец родной.
– Эх, судьба наша такая обо всех вокруг заботиться, – сказал Забота. – За то нам и кликуха такая народом дадена.
Когда они грузились в два джипа, один такой огромный, что походил на автобус, а второй поменьше и поэлегантнее, Валёк поддержал Лену за локоть и, воспользовавшись тем, что она задержалась, галантно поцеловал ей руку.
– Ах какой вы галантный! – расцвела Лена и, сжав пальцы в кулачок одним коротким точным ударом расквасила ему нос.
Увидев это, Забота расхохотался и очень бережно и осторожно по-отечески обнял ее за плечи.
– Да, Игорь Михайл… Нет, Игорь Ми… Я вполне понимаю, Иго…
Солдатов склонился над своим телефоном, и на лице его играло циничное выражение, смешанное со скукой и дурным настроением, словно он говорил с дитятей-несмышленышем.
Он взглянул на Лену и Заботина с таким видом, словно просил их посочувствовать ему, вынужденному тратить свое драгоценное время на досужие разговоры со всякими придурками.
– Да, совершенно верно, беспокоиться не о чем. Абсолютно всё у нас под контролем, и если бы не эти три ваших оболтуса, то никакого пожара и никакого убийства не было бы. Я искренне скорблю, по господину Шапсуеву, но вынужден признать, что именно так всё и будет происходить, пока вы против экспертов Конторы будете выпускать обычных уличных хулиганов вроде этих Саманов или Бычков… У нас есть о нем кое-какие сведения… Прошу прощения, Игорь Михай… – На лице его отразился гнев. – Будьте любезны повторить это, пожалуйста… Благодарю. Да, мы знаем, что делаем, и позвольте мне кое-что сказать вам в ответ. Во-первых, я вполне готов нести ответственность за все, что случится. Не надо ничего предпринимать с этим Барским. Когда придет время, мы схватим его, но не раньше, чем оно действительно придет. Во-вторых, я не привык прислушиваться к советам любителей, каковым бы ни было их положение. Увы, в оперативной работе вы – любитель. Я сижу в своем кресле очень много лет и собираюсь продолжать это делать – надеюсь, я еще увижу как вы будете вынуждены подать в отставку или вас просто вытряхнут с работы.