Джампер. История Гриффина
Шрифт:
– Наверное, при таком образе жизни сложно учиться в школе, – предположила миссис Кельсон.
– Я заочник. Домашнее обучение. Это единственный вариант, который нам подошел. Когда поступлю в университет, будет иначе.
Эвэ поглядела на родителей. Потом сообщила:
– Мы пойдем с Гриффином в «Лаветас», пить кофе.
– У нас и здесь есть кофе… – Складка снова залегла между бровями мистера Кельсона, но миссис Кельсон прервала его, быстро сказав: – Конечно. А ланч вы будете есть в городе или хотите пообедать с нами? Из Принстона приедет Патрик.
Эвэ глянула на меня, затем сказала:
– Мой брат. Мы увидимся с ним после ланча, ладно?
– Хорошо, – ответила миссис Кельсон. – Он приедет на поезде в четыре семнадцать, так что постарайтесь вернуться вовремя.
– Ага, – ответила Эвэ.
Она схватила свое пальто – то огромное черное, в котором ходила в Европе – и, потонув в нем, потащила меня к двери.
– Пешком пойдем? – спросил я.
– Да, это рядом. На Стейт-стрит, возле станции, но на дальней стороне.
Она подхватила меня под левую руку, я напрягся, и она отпустила.
– Что такое? Тебе нехорошо?
Ее лицо вытянулось, словно от удара, и я поспешил заверить, что все в порядке.
– Извини. Я повредил спину, вот тут, слева. Я был бы рад, если бы ты взяла меня под правую руку.
Она просияла.
– Я сразу почувствовала, когда ты напрягся.
– Ага.
До «Лаветас» идти было десять минут, там мы взяли кофе на вынос. Позади кофейни между «Стейт-стейшн» и железнодорожной станцией протянулось кладбище.
– Тебе не холодно? – спросила она.
Сначала небо затянуло тучками, но теперь полностью развиднелось, и только ветер разносил повсюду соленые брызги.
– Надеюсь, будет теплее, если ты поделишься со мной своим пальто.
Она усмехнулась.
– Мне нравится, как работает твоя мысль.
Она указала на скамейку в дальнем углу кладбища:
– Вот сюда. Я здесь обычно рисую.
Эвэ широко распахнула свое пальто на скамье и жестом пригласила сесть. Когда я сел, мы оба в «его завернулись.
– Ого! – сказала она.
Я еле осмеливался вздохнуть.
– Что?
– Мы оба в нем помещаемся. Я думала, ты крупнее. В моей голове ты занимаешь гораздо больше места.
– Прости. Я всегда был маловат для своего…
Она меня поцеловала.
Я закрыл глаза и растворился в этом поцелуе.
Через секунду она отпрянула, и я сказал:
– Ты просто могла бы сказать «заткнись».
– Ты жалуешься, что ли? То есть…
На сей раз я остановил ее.
О боже.
Наши руки блуждали, ее руки направляли мои. Я чувствовал боль, но не ту, что терзала меня в предыдущие недели. Ее рука, двигаясь под моей рубашкой, наткнулась на мою рану, и я прямо-таки заорал ей в ухо.
– Прости. Мне только вчера сняли швы, и это место все еще… э-э… уязвимое.
– Швы?! А что случилось? – Она повернула меня и задрала на мне рубаху. – Господи Иисусе! Что произошло?
Я шевелил губами, но не мог ничего произнести.
– Гриффин! В чем дело? Кто-то ведь сделал это с тобой?
– Ну… да, – признался я.
– Почему? Это ведь от ножа, да?
– Да, – торопливо сказал я. – Он целился в мою почку.
Я встал, заправил рубаху и надел куртку.
– Холодно.
Она запахнула пальто.
– Кто это сделал?
– Я соврал твоим родителям.
Она выглядела сбитой с толку.
– Что? Почему ты не можешь прямо ответить на вопрос? Что это значит, что ты соврал моим родителям?
– Я не живу с родственниками. У меня нет дедушки и бабушки. У меня нет дяди. После того, как моих родителей… как они умерли, я жил у друга в Мехико, потом уже обзавелся собственным жилищем. Жильем в пустыне, о котором я тебе говорил.
– Какое это все имеет отношение к ране у тебя на боку?
Я с силой пнул ворох прошлогодних листьев, пожухлых и скрюченных, так что они разлетелись. Это было ошибкой.
– Ой! – Я заковылял, описывая круги и потирая левый бок. – Я пытаюсь сказать, что не хочу больше врать. Но и сумасшедшим мне тоже не хочется выглядеть в твоих глазах. А большая часть моего рассказа похожа на бред сумасшедшего.
Она подтянула под себя ноги, накрыла полами пальто и обхватила руками.
– Типа чего?
– Люди, которые убили моих родителей, пытаются убить меня. Во время покушения на меня убили моих папу и маму.
Было похоже, что она собирается заплакать. Она мне не верит. Думает, я больной.Я протянул руку и принял позу регулировщика на дороге, останавливающего поток машин.
– Подожди. Я докажу.
И я прыгнул.
Она сейчас закричит и убежит, думал я, сдирая копии газетных статей с фанерной доски в Норе.
И прыгнул обратно.
Она вскочила со скамьи, но не двигалась с места. Рот закрыт рукой. Увидев меня, отшатнулась и резко села обратно, так как ее каменный край ударил ее под коленки.
Я шагнул к ней, она тяжело дышала, и ее глаза расширились. Наконец она отпрянула. И я сразу понял, каково ей было, когда я шарахнулся от нее возле дома в тот момент, когда она пыталась взять меня под руку и случайно задела мою рану. Я подошел очень медленно и положил бумаги на край скамьи, но едва убрал руку, как ветер попытался их разметать, и мне пришлось придержать листки рукой.