Джанго Рейнхард. Я проснулся!
Шрифт:
Жетоны
Так же, как каждый танцевальный зал имел свой индивидуальный декор, так и манера поведения завсегдатаев зала, которых называли les mulots (мыши), тоже имела свою индивидуальность. Женщины носили темные юбки на подтяжках и яркие атласные блузки с короткими рукавами. Мода на прически менялась вместе со временем, но одна прическа надолго стала признаком времени и эталоном красоты не только в танцзалах благодаря таким законодательницам моды, как Жозефина Бейкер, Норма Ширер и Мари Прево. Она называлась Spit curls (слюнной локон) или более романтично – Kiss curls (локон для поцелуя). С помощью слюны женщины укладывали манящие завитки на висках или на лбу.
Мужская одежда была менее привлекательна и, как правило, представляла из себя черные брюки и синюю рабочую рубашку. Нередко наряд дополнялся красным шарфом, так полюбившимся пролетариату. На голове обычно носили низко надвинутую на глаза кепку с защипами.
Как только Герино и Джанго начинали вальс, мужчины смотрели на женщин из другого конца зала и приглашали их танцевать более чем странным способом. Они звали их громкими звуками «пссс!». Как вспоминал любитель балов, фотограф Брассай: «Звуки „пссс! пссс!“ разносились от столика к столику перед каждым танцем, как оркестр сверчков». После того как танцоры выходили на паркет и звучало несколько тактов вальса, Герино и Джанго останавливались, хозяин зала кричал Passez la monnaie! (Передавайте мелочь!), и мужчины передавали ему жетоны.
Чтобы охладить танцоров, в барах подавали причудливые коктейли собственного изготовления, которые пили через соломинку. В моде были «диаболос» – зеленые, красные, фиолетовые, оранжевые коктейли из смеси мятного ликера, гренадина и значительной порции алкоголя. Напитки никогда не подавались в бутылках, так как бутылки могли применить в драке и раскроить кому-нибудь череп.
Драку можно было спровоцировать любым способом. Например, если женщина соглашалась выпить с завсегдатаем танцзала, он мог потребовать от нее поднять юбку, а ее отказ мог спровоцировать драку. Часто драка начиналась в зале, а затем разборки уже завершались на улице. У каждого зала была своя банда, которая враждовала с бандой из другого зала или квартала. Например, одну ночь овернцы из Бастоша могли охотиться за «мимельмушами», хулиганами из Менильмонтана, а на следующую ночь – наоборот. Либо те и другие могли враждовать с бельвильскими бандитами, которые называли себя апачи
Музыка Джанго и Герино служила аккомпанементом к этому театру человеческих страстей. Танцевальные залы были наполнены романтикой и поэзией, а вместе с ними – опасностью. За маской красивого мужчины мог скрываться сутенер, соблазняющий девушек и набирающий рабочую силу для улиц и борделей. Или очаровательная девушка, откликнувшаяся на приглашение танцевать, могла оказаться проституткой, которую привел сутенер. Были и балы, которые специально нанимали девушек. Они, как сирены, заманивали мужчин в танцевальные залы.
В этом мире Джанго быстро взрослел. Возможно, Герино и обещал матери присматривать за сыном и оградить его от соблазнов «Панамы», но полностью довериться Ветезе Негрос не могла. Когда заканчивался вечер и расходилась толпа, недоверчивая мать ожидала своего сына у танцзала. Джанго заворачивал банджо в газету, и они вместе шли к своему каравану в «Зону».
Джанго прочно занял место рядом с аккор-деонистами, унаследовав место аккомпаниатора, которое когда-то принадлежало Пулетту Кастро, Матео Гарсии и Густи Мальхе. Несмотря на то что Джанго играл в той же традиции, в нем присутствовала индивидуальность. Уже в 12 лет он играл с поразительной виртуозностью и силой, которая не только изумляла, но и пугала своей дьявольской энергией. Уже на ранних записях Джанго проявляются признаки амбициозности, когда он играет не просто как аккомпаниатор, а так, словно возглавляет государственный переворот.
Один из первых таких признаков амбиций Джанго появился в начале 1920-х годов во время банкета для «Друзей аккордеона» в ресторане La Villette. За столами собрались все парижские аккордеонисты – хорошие, плохие и те, кто играл, как говорится, с вилкой в правой руке и боксерской перчаткой в левой. Джанго был одним из немногих приглашенных на сцену для развлечения артистов. Взяв банджо, он начал играть самую трудную польку в репертуаре балов – Perle de cristal, которая изначально была написана как арабеска для флейты. Мелодия представляет собой буйство триолей, способных скрутить в узел пальцы аккордеониста, не говоря уже про банджоиста. Для подтверждения своего мастерства лучшие оркестры ускоряли темп до prestissimo в финале. Но, после того как основная тема была сыграна и по традиции наступало время крещендо, Джанго возвращался к ней, неспешно импровизируя, нагнетая атмосферу ожидания и создавая интригу. Как говорили присутствовавшие на том вечере, Джанго играл словно с «занесенным ножом». Когда прозвучала последняя нота, в зале стояла гробовая тишина. Можно представить себе, какое было выражение лиц у аккордеонистов, еще до того как раздались аплодисменты этому смелому маленькому музыканту. Было очевидно, что для Джанго не существует жестких рамок и строгих правил. Он играл как жил, как чувствовал.
Конец ознакомительного фрагмента.