Джастис
Шрифт:
Больше половины пути мы не разговариваем, в основном потому, что она слишком занята пением, которое я с удовольствием слушаю, даже если это музыка не моего жанра.
— Ты куришь? — спрашивает она в середине песни, глядя на меня и морща носик.
— Да, а что?
— У тебя в грузовике пахнет.
Я надеялся, что достаточно его проветрил, но, как оказалось, нет.
— Знаешь, это не очень полезно для здоровья.
— Как и мороженое, — говорю я, улыбаясь ей.
— Верно. — Она кивает. —
Воздерживаюсь от комментария, что мы все когда-нибудь умрем, так что вполне можем делать то, что нам нравится. Курение — привычка, которую я приобрел еще до того, как попал в тот ад, который называли приютом. Оно меня успокаивает, усмиряет зверя, преследующего меня в самые темные ночи. Я никогда не сомневался в этом... до сих пор.
Бросаю взгляд на Ханну, которая продолжает наблюдать за мной.
— Тебя это беспокоит?
Она пожимает плечами.
— Я просто не хочу, чтобы ты умер, тем более, когда мы только нашли друг друга.
От этого признания грудь сжимается.
— Об этом можешь не беспокоиться. Я никуда не денусь.
«Потребуется гораздо больше, чем сигареты, чтобы разлучить нас».
На данный момент она, кажется, удовлетворена таким ответом, но, полагаю, с этой привычкой мне придется быть более осторожным.
Мы добираемся до зоопарка минут за двадцать. Выбравшись наружу, помогаю Ханне спуститься и, пока она снова надевает рюкзак, смотрю, как толпа людей проходит через вход.
Когда дочь находится рядом с таким количеством людей, я чертовски нервничаю. Никогда не знаешь, что за человек или враг ходит среди них.
— Все время держись рядом со мной, хорошо? — говорю я ей.
Она кивает, затем протягивает руку и обхватывает меня своими крошечными пальчиками. Я смотрю вниз на наши соединенные руки, ее маленькую ладошку, полностью утонувшую в моей большой руке, и терзаюсь эмоциями, которые не могу определить.
Мои пальцы сжимают ее кисть, я цепляюсь не только за нее, но и за этот момент, единственный определяющий момент, который ничего не значит для обычного родителя, но полностью меняет мою жизнь.
Мы подходим к воротам, чтобы купить билеты, затем я тяну Ханну в сторону, где лежат карты, чувствуя себя совершенно потерянным.
— Куда сначала? — спрашиваю я.
— К обезьянам!
Пробираясь сквозь толпу, мы направляемся в сторону тропического леса.
Глаза Ханны широко раскрыты; улыбка еще шире, когда она осматривает все вокруг.
— Вон там львы, — показывает она. — Хочешь, после пойдем туда?
— Как скажешь. Это твой день.
— Наш день, — поправляет она.
Я киваю.
— Наш день.
Мы входим в помещение с обильной растительностью и высокой влажностью.
— Смотри, вон там,
— Да, — мой ответ не имеет никакого отношения к животным, а только к маленькой девочке передо мной.
Вытащив телефон, я делаю снимок, желая запечатлеть момент и сохранить его навсегда. Я также посылаю его Райан, не в силах выкинуть из головы ее печальные глаза с тех пор, как мы уехали.
Не прошло и минуты, как телефон издает сигнал.
Райан: Спасибо, ты даже не представляешь, как мне это было нужно. Я уже по ней скучаю.
Я: Пришлю больше в течение дня.
Райан: Спасибо. Веселитесь!
Убрав телефон в карман, возвращаю внимание к Ханне, которая идет вдоль стекла, следуя за двумя маленькими обезьянками.
— Мне кажется, это детеныши, — говорит она.
— Похоже на то.
— Интересно, это брат и сестра?
Я молчу, потому что не имею ни малейшего понятия.
Она задумчиво смотрит на них, наблюдая, как они играют.
— Надеюсь, когда-нибудь у меня будет брат или сестра, с которыми я смогу играть.
Я весь напрягаюсь. Она произнесла это небрежно, не имея ни малейшего представления, что это на самом деле означает.
Мысль, что у Райан будет еще один ребенок от кого-то другого, приводит меня в ярость. А также заставляет задуматься, была ли она с кем-то еще. Пытался ли кто-то стать отцом моей дочери? При одной мысли об этом мне хочется всадить пулю им между глаз. Пока я хожу по этой земле, никто другой и на пушечный выстрел не подойдет к моей дочери.
— Хочешь пойти посмотреть на львов? — спрашивает она, понятия не имея, в каких мучениях я пребываю.
— Да. Пойдем.
Выйдя на улицу, она снова берет меня за руку, и я решаю, что никогда ее не отпущу, никогда не дам никому другому возможности держать ее так.
— Сколько раз ты был в зоопарке? — спрашивает она.
— Ни разу.
— Никогда?
Я качаю головой, забавляясь недоверием в ее голосе.
— Как же так? Разве папа Тэтчер никогда не брал тебя с собой?
Имя отца напоминает мне о предательстве, вонзившемся в грудь, но я изо всех сил стараюсь отогнать это чувство, не позволяя ему разрушить мое время с дочерью.