Джастис

Линн К. С.

Она качает головой, и меня наполняет облегчение, что многое говорит мне о решениях, которые я должен начать принимать. Ради себя и своей семьи.

Разговоры прекращаются, когда официантка возвращается с напитками и принимает у нас заказы. Напряженный момент остается позади, и остаток вечера проходит на гораздо более легкой волне. В основном из-за Ханны, болтающей обо всем и вся, что меня вполне устраивает.

После ужина, как я и обещал, она уминает полную миску мороженого, и я поражен, как много может съесть

маленький ребенок. К тому времени, как мы выходим из закусочной, ее лицо превращается в липкое месиво, а улыбка сияет.

Дома перед сном мы решаем вместе посмотреть фильм. Неудивительно, что она выбирает «Храбрую сердцем». Она даже надевает ночную рубашку как у Мериды, и прыгает по гостиной с луком и стрелами, разыгрывая все сцены. Это чертовски меня забавляет, тем более что она держит пластмассовое оружие совершенно неправильно.

— Иди сюда, — говорю я, подзывая ее.

Она спрыгивает с дивана на пол и подходит ко мне. Я притягиваю ее между ног и поднимаю ее руки, показывая, как правильно держать. Затем разворачиваю ее лицом к пустой стене.

— Потяни назад и убедись, что твой локоть находится на одной линии с плечом. — Я ей помогаю, так как ее рука дрожит, когда она пытается держать ее прямо. — А теперь выбери место на стене, куда хочешь попасть.

Она молча делает то, что я говорю.

— Видишь свою цель? — спрашиваю я.

— Да, сэр.

— Хорошо. А теперь не своди глаз с этого места. Я хочу, чтобы ты внимательно за ним следила. Сконцентрируйся. Дыши медленно и ровно. Когда наступит время отпустить, ты узнаешь.

Воздух наполняет тишина, она делает именно то, что я говорю, и я вижу момент, когда она полностью концентрируется. Ее рука перестает дрожать, а плечи едва шевелятся в такт дыханию. Когда она отпускает тетиву, резиновый дротик летит по воздуху и прилипает к стене.

— Я попала! — визжит она. — Я действительно попала! — Она поворачивается ко мне, сияя от гордости, но это даже близко не соответствует чувству в моей груди.

Черт возьми, этот ребенок — сама естественность.

— Хочу еще. — Она подбегает и срывает со стены дротик, прежде чем вернуться и встать передо мной.

Вместо того чтобы досматривать фильм, мы практикуемся в стрельбе, и впервые я чувствую, что мог бы не увидеть настолько важный момент в ее жизни. Я пропустил столько первых событий в ее жизни, но этому мне посчастливилось ее научить. Я клянусь быть частью любого другого первого раза, что у нее когда-либо будет.

Когда приходит пора ложится спать, мы поднимаемся в ее комнату и убираем все мягкие игрушки. В итоге, у нас уходит час на то, чтобы выстроить маленьких ублюдков точно так, как ей хочется.

Когда я откидываю одеяло, чтобы она под него забралась, вижу в ее глазах, обращенных на меня, неуверенность.

— Ты полежишь со мной немного? Я пока не хочу говорить тебе спокойной ночи.

Я

благодарен за эту просьбу, потому что, честно говоря, тоже не готов ее оставить.

— Да. Я останусь. — Осторожно заползаю на одеяло, а она скользит под него. Кровать под моим весом скрипит, и я молю бога, чтобы мы оба не рухнули на пол.

Мне требуется минута, чтобы устроиться, но, в конце концов, я нахожу подходящую позу, и, к счастью, кровать остается цела и невредима.

Она придвигается ко мне ближе, обнимая за талию, и кладет голову на грудь. Легко, даже естественно, и это самое лучшее чувство во всем мире.

Вот чего я хочу. Обнимать ее каждую ночь, пока она не заснет, защищать, как и должен. Я смотрю на ее макушку, запах шампуня и невинности наполняет мою грудь, просачиваясь в черное сердце.

— Спасибо, что показал мне, как стрелять из лука, — говорит она, зевая.

— Не за что. Когда-нибудь постреляем из настоящего, но нужно уговорить маму. — Не могу скрыть ухмылку, прекрасно зная, что у Райан из-за этого случится припадок.

— Нам определенно придется уговаривать маму. Она не любит никакого насилия. Считает, что даже в «Храброй сердцем» его слишком много.

Я ворчу, ничуть не удивившись, услышав это.

— Люди боятся того, чего не понимают.

— Хочешь сказать, мамочка боится?

— Нет. Просто не понимает. Она смотрит на это иначе, чем я, но это из-за моей работы.

— Тебе нравится стрелять из оружия?

— Да, — честно отвечаю я.

— Почему?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. Наверное, мне нравится власть, контроль, которые я испытываю, держа его в руках. Здесь нет места безрассудству. Ты должен действовать четко и уверенно.

— Вроде, как я с луком и стрелами?

— Именно, но моя работа заключается не только в стрельбе.

— А в чем еще? — заинтригованная, спрашивает она.

— Речь идет об устранении угроз и защите мира.

Она долго молчит, и я начинаю думать, что утомил ее, и она уснула, но тут она тихим голосом снова произносит:

— Мама говорила правду.

— О чем?

— Ты действительно герой.

Что-то шевелится внутри, когда я понимаю, что Райан так обо мне отзывалась.

— Не-а. Много кто занимается тем же, что и я.

«Не так хорошо, как мы с братьями», — но я оставляю это высказывание при себе.

— Ты мой герой. — Грудь расширяется от глубокого вдоха, ее шепот достигает мест, о существовании которых я никогда раньше не знал. Однажды я могу только надеяться быть достойным этих слов, потому что буду бороться за нее до последнего вздоха.

Она наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня.

— Могу я тебе кое-что сказать?

— Все, что угодно, — говорю я и откашливаюсь, когда слышу, как хрипло звучит мой голос.