Джастис
Шрифт:
— Да, спасибо, что разрешила мне переночевать.
— Умоляю, скажи, что ты встал раньше нее? — выпаливаю я.
Его непринужденность исчезает.
— Разве это имеет значение?
— Конечно, имеет.
— Почему?
Я изумленно смотрю на него, удивляясь, как он может спрашивать меня о подобном.
— Она не может видеть нас вместе вот так, Джастис. Это ее смутит.
После напряженной секунды он выключает горелку и отодвигает сковороду в сторону, а после полностью поворачивается ко мне. Небрежно прислоняется к стойке, скрестив на
— Я встал раньше нее, — наконец говорит он, возвращая мой взгляд к своему лицу и успокаивая беспокойство в сердце.
Из меня вырывается вздох облегчения.
— Слава богу.
Он хмурится еще сильнее.
— В чем проблема, Райан?
— Мы должны быть более осторожны. Особенно рядом с Ханной. Было бы неправильно давать ей ложную надежду. Вспомни, что она только что сказала о «настоящей семье».
— С чего бы нам давать ей ложную надежду?
Я открываю рот, потом закрываю. Мысли кружатся, когда я пытаюсь понять, что, черт возьми, он имеет в виду. А сердце боится надеяться.
— Сейчас слишком рано для игр разума, Джастис.
— Я не играю в игры, и ты это прекрасно знаешь.
— Тогда, что происходит? Почему ты так себя ведешь?
Вместо ответа он задает собственный вопрос.
— Кто такой Чаффман?
— Что, прости? — спрашиваю я, сбитая с толку внезапной сменой темы.
— Кто такой Чаффман?
— Имеешь в виду Тома? Он бухгалтер в городском банке. Почему ты спрашиваешь?
— Потому что вчера вечером этот засранец подошел к нам с Ханной в закусочной и задавал вопросы, которые его не касались. Он вел себя так, будто имеет на тебя какие-то права.
— Безумие какое-то. Он несколько раз приглашал меня на свидание, но это было давно.
— Ну, не думаю, что он понял намек.
Я смотрю на него, и мне все становится до боли ясным, сердце разрывается, когда я понимаю, что произошло прошлой ночью.
— Так вот что было прошлой ночью? Ты меня метишь, чтобы никто другой не мог заполучить.
Он отталкивается от стойки, его ровная походка спокойна и холодна, но в глазах отражается нечто совершенно другое. Его большое тело надвигается на меня, доминируя в моем личном пространстве.
— Прошлой ночью я хотел взять то, что принадлежит мне.
— Ханна твоя. Я нет. И никогда не была.
Ухмылка кривит его идеальные губы.
— Чушь собачья, и мы оба это знаем. Прошлая ночь тому доказательство.
Я сжимаю кулаки по бокам, ненавидя то, как он бросает мне в лицо мою слабость.
— Больше никаких запланированных визитов, Райан, — говорит он. — И я больше не оставлю вас здесь без защиты. Можешь уволиться с работы. С этого момента счета оплачиваю я.
От
— Ты что, совсем разум потерял, черт возьми?
Единственный ответ, который я получаю, — это раздражающее ворчание.
— То, что мы переспали, не дает тебе права командовать, как теперь все будет. Это так не работает. — Чувствуя, как растет гнев, тычу ему в грудь пальцем. — Если ты думаешь, что я прогнусь и приму это, значит, ты меня совсем не знал.
Он хватает меня за запястье, прижимая к своему твердому телу.
— Я всегда знал, какая ты упрямая заноза в заднице. Это ты забываешь, как я действую. Ты и Ханна — моя семья, о которой я должен заботиться, и именно это я и собираюсь сделать.
— Семья — нечто большее, чем просто забота. Это и любовь, а мы оба знаем, что ты меня не любишь.
Трудно произнести такое вслух. Потому что, по правде говоря, моя любовь к нему с тех пор, как я была маленькой девочкой, так и не угасла, как бы я ни старалась. Она укоренилась во мне навсегда, но не сделала меня глупой, когда дело касается его чувств ко мне.
— У нас сильная связь, — говорит он. — Всегда была. Мы не можем этого отрицать.
— Как и у тебя с братьями, — бросаю я вызов.
Его плечи напрягаются, челюсть сжимается.
— К ним это не имеет никакого отношения. Так что оставь их в покое.
— Это имеет к ним самое непосредственное отношение, — возражаю я. — А что будет, когда им понадобится твоя помощь? Что произойдет тогда? Потому что я не делюсь, Джастис Крид. Никогда и ни за что.
Он хватает меня сзади за шею, сначала нежно, пока не впивается пальцами в волосы, оттягивая мою голову назад, так что его лицо нависает надо мной.
— Хорошо, потому что я тоже не делюсь, особенно, когда дело касается тебя.
Его рот опускается, захватывая мой в собственническом поцелуе. Мое предательское сердце подпрыгивает, катапультируя меня в другую реальность и заставляя забыть, почему это такая плохая идея.
К тому времени, как наш поцелуй прерывается, я задыхаюсь, хватая ртом воздух, а он крепко обнимает меня.
— Я хочу свою семью, Райан, — говорит он, и это признание творит невообразимые вещи с моим истерзанным сердцем. — Ради себя и ради дочери мы обязаны хотя бы попытаться.
— Значит ли это, что ты меня прощаешь? — вопрос вылетает прежде, чем я успеваю остановиться, и я задерживаю дыхание, боясь узнать ответ.
От наполнившей воздух тишины сердце замирать. Ему не нужно ничего говорить, ответ виден в его глазах.
Его большой палец ласкает мою щеку интимным жестом, успокаивая боль в груди.
— Я почти там.
Я тяжело сглатываю, слезы наворачиваются на глаза.
— Я не хочу, чтобы Ханна пострадала из-за этого.
«Или из-за меня».
— Я никогда не позволю этому случиться, — обещает он. — Верь мне, я хочу все исправить. Дай мне шанс, которого ты лишила меня шесть лет назад.