Джаз-Банда
Шрифт:
В это время в зале монотонно рассаживалась публика, не переставая переливаться драгоценными металлами. Кто-то притворно радовался встрече, кто-то изучал программку, которая состояла из одного золоченого листка А4, сложенного пополам и украшенного стразами; кто-то отчитывал своего прыткого муженька за то, что тот пялится на крепкий зад двадцатилетней официантки. На лицах большинства присутствующих были натянуты настолько ненастоящие улыбки, что казалось, будто это маски, причем сомнительного качества. Хотя учитывая количество ботокса и силикона, закаченного в эти лица, их сходству с масками удивляться не приходилось.
Алиса Дулина, развалившись в алой бархатной VIP-ложе, рассказывала подружке о недавнем экзотическом отдыхе.
— Так вот, представь, у этого Кости в его Мухосранске все поголовно любят джаз.
— Ага, особенно свиньи и быки, — желчно отозвалась со своего места Жаннет, ярко накрашенная и наряженная в черное вечернее платье, открывающее глазу больше, чем мог бы представить самый отчаянный сластолюбец в самых смелых снах. На ее худых плечах небрежно покоилась печальная лисья шкура. Девушка без энтузиазма поглядывала на сцену и допивала свой бокал шампанского.
— Ой, ну что ты все про этого Костю? — со смешной гламурной интонацией запела подруга Дулиной — высоченная блондинка с пышными формами и пухлыми кроваво-красными губами. Ее грудь слегка прикрывало темно-синее блестящее платье, а помаду на губах она поправляла каждые две минуты, практически не отрываясь от маленького зеркальца, украшенного тремя аккуратными бриллиантами. — Влюбилась, что ли, а? Что же он, вправду так хорош?
— Не знаю, не знаю, — хмуро ответила Алиса, — ты об этом у Жанны можешь спросить.
— Мама, ну сколько раз тебе повторять, — мгновенно вышла из себя нервная Жаннет. — Мы с Нинон катались тогда на быке, понимаешь? До утра. Между мной и Костей ничего, слышишь, ничего не было. И потом, король южноморского джаза — это не ко мне! Я его послала! И чего я сюда с тобой приперлась?
— Господи, бедные вы мои Дулины, — как будто всерьез испугалась толстогубая блондинка, — вам обеим крыши посносило от этого деревенского шута, музыканта-бандита. Говорила я вам, надо было в Италию лететь. Там бы никто вас не нашел и, опять же, мужчинки классные. Нет же, никогда меня не слушаете. Но ничего, обойдется, увидите сейчас Фраскини, и вас отпустит — вот настоящий герой. Я про него столько всего слышала, он гений и красавец. Нечасто такое встретишь, а!
И три блестящие барышни, на время успокоившись, стали пристально изучать людей и сцену.
В это время к служебному входу подъехали известные нам ЗИМы. Машины собрали всю пыль московских улиц, фары едва светили из-за налипшей грязи, номеров не было видно, да и цвет машин, тем более в темноте, было невозможно разглядеть. Бандиты, помятые и уставшие от утомительной дороги, переговаривались друг с другом по рации.
— Ну, как видишь, по Интернету можно все найти, — гордо хвастался Саныч, — даже адрес королевы.
— А ничего особнячок у наших родственниц, — не переставал восхищаться Пузцо увиденным недавно двухэтажным домом-тортом, принадлежащим барышням Дулиным, — правда, не в центре. И чего они на этот концерт поперлись, сидели бы дома.
— Я бы попросил поуважительней о дамах, особенно об Алисе Марковне, — прервал веселье Пузца Пастух, одарив толстяка колким уставшим взглядом.
— Смотри, босс, у главного входа толпа огромная, — ткнул пальцем Автогеныч в сторону скопления народа. — Как пойдем-то?
— Через служебку пойдем, мы все-таки артисты!
Великолепная четверка уверенно прошагала к служебному входу, где во всю ширину двери стоял абсолютно квадратный охранник. Из-за круглой лампы, висящей прямо за ним, над его головой возникал яркий круг, похожий на нимб. Вероятно, весь его ум, как иногда бывает у таких вот квадратных людей, давно перетек в рельеф мускулатуры, посему он туманным взглядом посмотрел на героев и, не сказав ни слова на их доброжелательные позывы, не сдвинулся с места ни на йоту. Тогда Санычу и Пузцу пришлось сдвинуть его с места самостоятельно. Даже несмотря на то, что эта горилла была раза в полтора больше их самих.
Толстый и Тонкий все еще нервно бродили взад-вперед по фойе. Толстый пытался курить сигарету, но уже минут двадцать не мог ее прикурить, срываясь на Тонкого, который, в свою очередь, то и дело смотрелся на себя в высокое зеркало и легкими касаниями ухоженных пальцев убирал лишние крупинки пудры из-под глаз.
Внезапно послышался такой грохот, будто на концертный зал свалился метеорит. Толстый бросил сигарету и поспешил на звук, а Тонкий, напоследок мельком взглянув на себя в зеркало, побежал вслед за товарищем. Перед ними на пол рухнул громадный охранник, на котором тотчас же порвался пиджак, тесно сжимавший его широкие плечи. Великан только тихо простонал, но остался на полу, соображая, что делать дальше. Соображать он мог еще долго, а пока в фойе вошли исполненные чувства собственного достоинства четыре франта, наряженные по моде 30-х годов. Последним показался Пастух, самый важный, в котелке, с тростью и с татуированным поросенком в руках.
— Ну! Димочка! Ну что же ты стоишь! — нервно закатывая глаза и хватаясь за сердце, пропищал Тонкий своему коллеге, который так остолбенел, что, казалось, не дышал. — Встречай! Встречай!
— Коста! — оттаял и Толстый. — Коста, наконец-то! Скорее на сцену, все уже ждут! Даже в гримерку не пойдем. Вы переводчик? — важно обратился он к Санычу и, не дожидаясь ответа, затряс его руку в дружеском приветствии.
— Да, — промямлил ничего не понимающий Саныч, — а что за проблемы?
— Скажите Косте, — громко и четко проговорил Толстый, — что ему срочно пора на сцену!
— Идиот! — тут же переключился администратор на охранника. — Это же Коста Фраскини!
— Чего? — захохотали бандиты, убирая руки от карманов с оружием, — Коста враз кинет!
Они продолжали гнусно ржать, забыв о субординации и тыча пальцами в криво улыбающегося главаря. Костя же, не раскрывая волевого рта, нагло рассматривал администраторов, тщетно пытаясь вникнуть в новую нелепую ситуацию. Напряжение росло, и пока Толстый и Тонкий непонимающе и раболепно молчали и смотрели на банду, из ближайшей гримерки вышла Злючка при полном своем традиционно-грудастом параде. Томный взгляд самого известного и успешного трансвестита постсоветского пространства немедленно наткнулся на живописную группу в фойе и остекленел.