Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана
Шрифт:
Китаец усмехнулся:
– Ты прав.
– А кто заказал? – поинтересовался старик.
– Агучу. Толстый такой.
Темуджин зашипел от злости:
– Эта скотина всюду лезет. Не нойон он, а лизоблюд! И еще ему особенную саблю подавай. Нельзя ему ее делать.
– А что остается Линю? – поинтересовался Джарчи: – Агучу не нойон, но голову снести может.
– Пусть убежит, – бросил Темуджин.
– Легко ты распоряжаешься чужой жизнью, – возмущенно начал Джарчи: – А сам-то, что не убежишь?
– Убегу, –
– Да, ты это сможешь, – согласился Джарчи. – Но, у тебя для этого есть время, а у него, нет, – кузнец ткнул пальцем в Линя, сидевшего на корточках у стены, с виноватым лицом.
– Я хотел сказать не о том, – нехотя начал Темуджин: – Не хочу я, чтобы у Агучу была такая сабля.
– Вот это другое дело, – согласился Джарчи. – И я хочу тебе сказать одно правило: сабля как птица, если крепко держишь – задушишь, или потеряешь вместе с рукой, если держишь плохо – улетит.
Темуджин задумался на некоторое время, улыбнулся и сказал:
– Спасибо Джарчи-сечен, я понял.
Джарчи, не обратив внимания на похвалу Темуджина, продолжил:
– Если есть возможность сделать редкую вещь, это надо делать. А молчать мы умеем, – кузнец посмотрел на Линя: – Не беспокойся, никто не узнает, что сабля была сделана здесь.
– Узнают позже, – обречёно сказал китаец.
– За это время много воды утечет, и ты будешь к этому готов. А сейчас тебе деваться некуда.
– Ты прав, – согласился Линь, и горестно покачав головой, поднялся с пяток. Выходя из юрты, он тихо сказал: – Завтра начнем.
Джарчи ответил коротким кивком. В этот день они больше не говорили на неприятную тему.
На следующее утро Линь пришел в кузницу с небольшим мешком, в котором что-то позвякивало. Китаец был серьезный и деловитый. Поздоровавшись со всеми, он посмотрел на Джарчи, как бы спрашивая, не передумал ли кузнец заниматься опасным делом. Джарчи не сказал ни слова. Но его глаза говорили о согласии, подтверждая вчерашнюю договоренность.
Линь положил мешок на наковальню, сложил ладони перед грудью лодочкой, закрыл глаза, и стал молиться своему богу, беззвучно шевеля губами. Обитатели кузницы серьезно отнеслись к ритуалу. Затем китаец вытащил из мешка рыжую кисточку и стал обметать наковальню, после чего помахал ею над горном, над подготовленной железной крицей и около стен. Осмотрев еще раз закопченную юрту, он сказал:
– Можно приступать.
Кузнец, помедлил, и неожиданно вышел из кузни, никому ничего не сказав. Вскоре он вернулся с чашкой кумыса и бараньим жиром, и вопросительно взглянул на Линя. Тот понял, что Джарчи хочет провести свой ритуал, и согласно кивнул головой. Джарчи разбрызгал кумыс по полу кузницы, смазал жиром онгонов, деревянных божков, установленных около горна и, подняв голову к решетчатому дымовому отверстию, что-то пошептал. Закончив свой ритуал, Джарчи вопросительно посмотрел
Линь выложил из мешка разнокалиберные молоточки, клещи, щипчики, плашки с отверстиями и еще много мелких вещей, которые Чиркудай ни разу в жизни не видел. Джарчи тоже с интересом стал рассматривать инструмент, очевидно, многое и для него было в диковинку.
После этого началась бурная работа, которая длилась две недели. Они нагревали железо, тянули из него прутья, из которых волокли проволоку сквозь плашки с отверстиями. Забот хватало всем, так что в жилую юрту они приходили едва живые и сразу валились спать. Во время ковки секретного клинка, Линь ночевал у них.
Из проволоки ребята сплели сетку, их этому научил Линь. Потом Джарчи с китайцем сваривали металлическое сетку в полотнище, которое многократно сложили и получили полосу. И наконец-то они увидели, как под кузнечными молотами стал рождаться меч.
В самом конце Линь целый день гравировал клеймо около рукоятки, которую выточил из желтой кости огромного животного. Как объяснил китаец, недоверчиво слушающим помощникам, эта кость отпилена у огромного зверя, который живет под землей, далеко на севере.
Ребята с интересом рассматривали рисунок, изображающий кулак, бьющий по раскрытой ладони. Линь объяснил, что это знак тибетских мастеров единоборств, которое называется кунг-фу. И что по этому знаку никто никогда не узнает, кем сделан меч. Но зачем он вырезал именно такой рисунок, толком не объяснил. Джарчи же не стал допытываться. Позже, кузнец сказал ребятам, что от кого-то слышал о существовании горной страны – Тибет. Но кто там живет, не знал.
Именно в те дни после работы, когда все угомонились в жилой юрте, Субудей неожиданно тихо сказал, обращаясь к Чиркудаю:
– Ты, хромой баран.
Чиркудай замер, не зная как ему на это реагировать. Но опасности не почувствовал. Субудей подождал немного и опять тихо сказал:
– Ты, рыба без хвоста.
Чиркудай, помедлил и неуверенно ответил:
– А ты – плешивая собака.
Субудей хмыкнул и презрительно бросил:
– Плохо. Совсем плохо.
Чиркудай осмелел и продолжил:
– Ты – верблюд.
– Не очень… Но уже лучше, – заметил Субудей, в свою очередь прошептал: – Черпак без ручки.
– А ты… – тоже тихо начал Чиркудай: – А ты – змея с ушами.
Субудей замер, помолчал, потом стал тихо хихикать и повторять шепотом:
– Змея с ушами… Хорошо…
Джарчи хмыкнул и перевернулся на другой бок. Линь, лежавший ближе к двери, тоненько захихикал. Джелме и Темуджин уже спали, намучившись днем с молотом. Субудей угомонился и, довольный, засопел, едва слышно подхохатывая.
С тех пор они каждый день придумывали перед сном друг другу дразнилки: Субудей над ними смеялся, а Чиркудай нет.