Джек Ричер, или 61 час
Шрифт:
— Но их только девять. Ты безнадежна.
— Дай мне время.
— Здесь таких вещей нет.
— А что есть?
Ричер прошелся по домику, описывая все, что видит.
— Бачок туалета, — предложил голос.
— Уже проверяли.
— Рваный матрас?
— Нет.
— Отошедшие половицы?
— Нет.
— Тогда сожгите все и просейте пепел. Ключ ВВС сделан из того же материала, что и боеголовки. Пожар он наверняка переживет.
— Зачем ты меня искала?
— Потому что я знаю, что это за место.
Глава 27
Петерсон и Холланд слышали ее голос, доносящийся из сотового телефона, и подошли поближе. Ричер присел на койку девушки-байкера.
— Там построили приют для сирот, —
— Под землей? — спросил Ричер.
— Это было пятьдесят лет назад. В разгар холодной войны. Все сходили с ума. Мой приятель отправил мне досье. Предсказания о потерях были чудовищными. Считалось, что у Советов сотни ракет. Если они сделают полный запуск, им не хватит целей. Мы просчитывали разные сценарии, получилось, что все зависело от дня недели и времени года. В субботу, воскресенье или каникулы урон будет примерно равномерным среди всех слоев населения. Но в учебные дни, когда взрослое и детское население физически оказываются в разных местах, результат будет иным. Родители будут на работе, а дети, возможно, в убежище под школами.
— Или под партами, — сказал Ричер.
— Так или иначе, — продолжал голос, — но через две недели после запуска ракет соотношение выживших и погибших среди взрослого и детского населения изменится. Погибнет гораздо больше детей. Один парень из палаты представителей зациклился на этой мысли. Он хотел создать места, куда можно было бы отправить детей. Вот его план: некоторые местные аэропорты должны продолжать функционировать, оттуда он собирался отсылать детей в удаленные районы. Там следовало построить радиационные укрытия и жилые помещения. Он обратился в ВВС. Почесал им спинку, а они почесали спинку ему. Он сам был родом из Южной Дакоты — там и началось строительство.
— В местных сплетнях речь идет о скандале, — сказал Ричер. — А строительство приюта не тянет на скандал.
— Ты не понимаешь. Предполагалось, что взрослых не останется. Может быть, пара больных или умирающих пилотов. Несколько замученных бюрократов. Идея состояла в том, что детей выпустят из самолета и оставят одних, чтобы они заперлись под землей и попытались выжить. Самостоятельно. Как дикие животные. Не самая приятная картина. Психологи заявили, что возникнет племенной строй, начнутся драки, убийства, возможно, каннибализм. Средний возраст спасшихся должен был составлять семь лет. Потом психологи поговорили со взрослыми, и выяснилось, что те больше всего на свете боятся, что они умрут и детям придется жить без них. Они хотели знать, что все будет в порядке, что у детей будут врачи, медсестры и чистые простыни. Они не желали слышать, как будет на самом деле. В результате после множества споров приняли решение отказаться от этой затеи как противоречащей гражданской морали.
— И это место никто не использовал в течение пятидесяти лет?
— После завершения строительства обнаружили некоторые нарушения, из-за которых сооружение оказалось совершенно бесполезным.
— И в чем состояли нарушения?
— Неизвестно. Планы исчезли.
— Значит, там пусто?
— Они устроили там хранилище всякого мусора, а потом о нем забыли.
— Мусор все еще там?
— Насколько я поняла, да.
— И что же это?
— Пока не знаю. Информация находится в другом досье. Но едва ли я найду что-то интересное. Там находится то, чего было в избытке пятьдесят лет назад.
— Но ты выяснишь?
— Мой приятель затребовал досье.
— А какая у меня погода?
— Высуни голову за дверь.
— Что меня ждет в ближайшем будущем?
— Завтра снова начнется снегопад, — после паузы ответил голос. — А до тех пор ясно и холодно.
— Где банда байкеров могла спрятать ключ?
— Не знаю. Тут я не могу тебе помочь.
Было без пяти четыре дня.
Осталось двенадцать часов.
Ричер вернул телефон Холланду. Свет, падавший из окна, потускнел, солнце склонилось к западу, и каменное здание отбрасывало длинную тень. Они снова начали обыскивать домик. Их последний шанс. Каждый матрас, каждую койку,
Они так ничего и не нашли.
— Мы можем привезти слесаря по замкам из Пирра, — сказал Петерсон.
— Лучше бы грабителя банков, специалиста по сейфам. Может быть, такие есть в тюрьме.
— Не могу поверить, что они не пользовались этим зданием. Должно быть, оно стоило целое состояние.
— В те годы оборонный бюджет был практически неограниченным.
— И они не смогли придумать способ его использовать?
— При строительстве были внесены какие-то рискованные изменения.
— И все равно. Кто-то мог придумать что-то разумное.
— Слишком далеко от моря для военно-морских сил. Мы находимся близко к географическому центру Соединенных Штатов. Во всяком случае, так говорят на автобусных экскурсиях.
— Морская пехота могла бы устроить здесь зимние учения.
— Но только не в Южной Дакоте. Слишком просто. Морская пехота стала бы настаивать на Северной Дакоте. Или на Северном полюсе.
— Может быть, они не хотели спать под землей.
— Морская пехота спит, где прикажут. И когда прикажут.
— По правде говоря, я слышал, что они проводят зимнюю подготовку возле Сан-Диего.
— Я служил в армии, — сказал Ричер. — Однако подготовка морской пехоты всегда оставалась для меня чем-то непостижимым.
Они еще раз вышли на холод и бросили последний взгляд на каменное здание и его упрямую дверь. Потом вернулись в машину и уехали. Две мили по взлетному полю, где подбитые самолеты должны были высадить оборванных детей. Дальше восемь миль по старому двухполосному шоссе, по которому никто из взрослых не придет к детям на помощь. Холодная война. Паршивое время. Теперь оно представляется совсем не таким опасным, как все думали. Часть советских ракет была выдумкой, часть — выкрашенными стволами деревьев, другие были неисправными. И у Советов имелись свои психологи, которые составляли отчеты на кириллице об их собственных семилетних детях, о возникновении племенных нравов, драках, убийствах и каннибализме. Но в те времена все это казалось вполне реальным. Ричеру было два года во время кубинского ракетного кризиса в Тихом океане. Он ничего о нем не знал. Но позднее мать и отец рассказали, как они подсчитывали скорость южного отравленного ветра. Две недели, так они думали. В доме было оружие, а на базах — санитары с таблетками.
— Насколько точны ваши прогнозы погоды? — спросил Ричер.
— Обычно они не ошибаются, — ответил Петерсон.
— И они обещают завтра снегопад.
— Похоже на то.
— Значит, кто-то должен здесь скоро появиться. Они не стали бы чистить посадочную полосу просто так.
Далеко на востоке и немного южнее самолет садился на другую посадочную полосу на авиабазе Эндрюс, штат Мэриленд. Это был совсем небольшой служебный реактивный самолет, арендованный армией для перевозки заключенных военной полицией. На его борту находилось шесть человек. Пилот, второй пилот, три офицера охраны и заключенный, капитан Четвертого пехотного полка из Форт-Худа. Он был в гражданской одежде, руки и ноги скованы стандартными цепями, соединенными между собой. Самолет остановился, спустили трап, и заключенного быстро отвели к машине, припаркованной рядом с взлетной полосой. Его посадили на заднее сиденье, где его ждала женщина-офицер в парадной армейской форме. Майор военной полиции. Стройная, рост незначительно выше среднего, длинные темные волосы, стянутые на затылке, загорелая кожа, глубокие карие глаза. В лице ее мешались ум, уверенность, молодость и склонность к озорству. Она носила орденские ленточки Серебряной Звезды и двух Пурпурных Сердец [30] .
30
Орден за отвагу и медали за боевые ранения.