Джек Ричер, или Без права на ошибку (др. перевод)
Шрифт:
Долгое время Армстронг сидел молча, не в силах произнести ни слова.
– Как далеко зашло ФБР в своем расследовании? – наконец спросил он.
– Они ничего до сих пор не выяснили. Ходят вокруг да около, ищут каких-то несуществующих людей. Мы подобрались к преступникам гораздо ближе.
– И что же вы намереваетесь предпринять?
– Я собираюсь помочь вам, – заявил Ричер. – Но не потому, что вы заслужили это. Я хочу отомстить за Нендика и его жену, за старика Андретти, двоих невинных людей по фамилии Армстронг, снайпера Крозетти и в основном за Фролих, которая была очень близка моему брату. А побочным продуктом моей мести станет ваша выгода.
На этот раз тишина длилась особенно долго.
– И наша беседа останется конфиденциальной? – наконец спросил Армстронг.
Ричер
– По-другому нельзя. Хотя бы ради меня.
– Мне кажется, вы замыслили очень опасный план действий.
– Что ж, те люди, которые играют с огнем, частенько обжигаются.
– Но это же закон джунглей.
– А где, по-вашему, черт возьми, вы живете?!
Армстронг снова надолго замолчал.
– Итак, вы сейчас узнаете мою тайну, а я – вашу, – наконец произнес он.
Ричер кивнул.
– И после этого мы оба будем жить счастливо.
И снова тишина. На этот раз пауза длилась целую минуту. Ричер увидел, как на его глазах вдруг исчез Армстронг-политик, а на его месте возник Армстронг-мужчина.
– Вы во многом заблуждаетесь, – начал он, – но не во всем.
Затем он нагнулся, отодвинул ящик стола, достал из него мягкий конверт-бандероль и бросил его на стол. Конверт скользнул по гладкой деревянной поверхности и остановился в дюйме от края.
– Наверное, вот это и должно было быть посланием номер один, – заговорил вице-президент. – Бандероль пришла как раз в день выборов. Наверное, агенты Секретной службы были несколько озадачены, взглянув на ее содержимое, но посчитали, что ничего опасного тут не содержится, а потому передали бандероль мне.
Конверт оказался ничем не примечательным: таким, в которых люди посылают друг другу почтой маленькие вещички. Адрес тоже был предельно прост: «Бруку Армстронгу, сенатору США, Вашингтон, округ Колумбия», напечатанный на знакомой самоклеящейся этикетке все тем же полужирным шрифтом «Times New Roman», размер букв – четырнадцать. Бандероль была отправлена 28 октября из какого-то городка в штате Юта. По металлическому зажиму-бабочке можно было определить, что конверт открывали и закрывали не менее двух раз. Ричер отодвинул зажим и заглянул внутрь конверта, держа его так, чтобы Нигли тоже смогла увидеть его содержимое.
В конверте лежала миниатюрная копия бейсбольной биты. Такие мелочи обычно продаются в сувенирных лавках и дарятся на память. Бита была выточена из мягкой породы дерева желтого цвета, отлакирована и имела диаметр ручки примерно в один дюйм. Целиком вся бита должна была бы иметь в длину дюймов пятнадцать, но сувенир кто-то нарочно испортил. Сначала подпилил дерево, а потом просто переломил его, после чего немного обработал так, чтобы было похоже, будто бита сломалась сама по себе.
– У меня нет проблем со здоровьем, и я не вспыльчив. А вот мой отец, как вы правильно заметили, этим страдал. Мы тогда жили в маленьком городке в штате Орегон, заброшенном и немноголюдном. В основном люди здесь работали на лесопильных заводах, а жили по-разному. Владельцам лесопилок принадлежали большие дома, бригадиры довольствовались средними, а простые рабочие ютились в хибарах или снимали комнаты. В городке имелась своя школа. Моя мать держала собственную аптеку. На юг по шоссе от нашего городка лежал весь штат, а к северу тянулись девственные леса. Поэтому мы чувствовали себя так, словно живем на границе цивилизации. В городке изредка совершались преступления, но в общем все было не так-то плохо. Иногда кое-кто начинал заниматься проституцией, другие пьянствовали, а в целом это был стандартный провинциальный городишко.
Армстронг немного помолчал, положил руки на стол и некоторое время просто смотрел на них.
– Мне тогда было восемнадцать, – продолжал он. – Я окончил среднюю школу и собирался отправиться на учебу в колледж. Оставались последние дни перед отъездом. В то время сестра жила уже где-то в другом месте. У наших ворот висел оригинальный почтовый ящик – отец сам смастерил его в форме миниатюрной лесопилки из тоненьких кедровых дощечек. Как раз за год до того случая, во время празднования Хэллоуина, кто-то из местных мальчишек разбил этот ящик бейсбольной битой. Ну, вы, наверное, сами знаете, как хулиганы любят покуражиться в праздники и чем это все, как правило, заканчивается. Мы очень переживали тот случай: все семейство любило этот ящик. Он и в самом деле получился у отца достаточно оригинальным.
Однако отец восстановил его, сделав прочнее, и им завладела идея постоянно охранять свое творение. Несколько раз он даже оставался ночевать возле него.
– Но дети все равно вернулись, – догадалась Нигли.
Армстронг кивнул.
– В конце лета, – подтвердил он. – Они явились на грузовичке и прихватили с собой биту. Это были здоровенные парни. Я не был с ними знаком, хотя видел их в нашей местности пару раз. По-моему, они братья. Ну, такие классические хулиганы и задиры с окраины соседнего города, от которых всегда лучше держаться подальше. Одним ударом они снесли ящик, и тогда отец, увидев такое безобразие, выбежал из дома, и началась ссора. Хулиганы стали посмеиваться над отцом, говорить ему разные обидные вещи, оскорблять маму. Ну, например, велели ему позвать ее, мол, мы ей покажем при помощи вот этой биты, как можно хорошенько поразвлечься… Можете себе представить, какими отвратительными жестами они сопровождали свои угрозы и насмешки. Ссора постепенно перешла в драку. Отцу повезло: он удачно нанес обидчикам два удара и победил их. А может быть, его выручили военная сноровка и постоянные тренировки на свежем воздухе. Так или иначе, биту он сломал, скорее всего, о шест, к которому был прикреплен наш почтовый ящик. Я подумал, что на этом инцидент и закончится. Как же я ошибался! Отец приволок откуда-то цепи с замками и приковал мальчишек к дереву так, что они оказались на четвереньках, лицом друг напротив друга. К этому времени отец разъярился до такой степени, что почти не соображал, что происходит вокруг. Подобрав сломанную биту, он начал колотить мальчишек ее обрубком. Я пытался остановить его, но все бесполезно. Потом отец сказал, что сейчас сам покажет этим негодяям, как можно развлечься с ручкой от биты, и они принялись молить его о пощаде. Они плакали и завывали достаточно громко и долго…
Он снова замолчал.
– Все это время я находился во дворе, – вновь заговорил Армстронг. – Пытался каким-то образом успокоить отца. Но эти хулиганы смотрели на меня так, будто это не отец, а лично я истязал их! Словно я непосредственно участвовал в пытке, а ведь я лишь невольно стал свидетелем того, как они были опозорены. Да, я действительно все это наблюдал. Ну а что может быть хуже для задиры и забияки, чем оказаться в таком беспомощном положении да еще знать, что это видит кто-то другой. В глазах мальчишек я замечал только ненависть. Они ненавидели меня, именно меня! Мне даже казалось, что они хотели мне сказать что-то вроде «Теперь ты видел, как мы были унижены, а потому обязательно умрешь». Да-да, именно так, не меньше.
– И что же произошло потом? – поинтересовалась Нигли.
– Мой отец не торопился освобождать их. Он решил оставить их у дерева на ночь, пообещав вернуться утром и продолжить наказание. Мы с ним пошли домой и легли спать, но через час я осторожно прокрался во двор, с тем чтобы отпустить пленников. Однако их там не оказалось. Каким-то образом они все же избавились от оков и убежали. Больше я их не видел. Вскоре я уехал учиться в колледж, а по окончании учебы очень редко навещал этот городок.
– А ваш отец умер.
Армстронг кивнул.
– У него были проблемы с давлением, что, в общем, и неудивительно, если учитывать его вспыльчивый характер. Мне бы надо было позабыть об этом эпизоде, но я никак не мог справиться с воспоминаниями. Этот ненавидящий взгляд преследовал меня еще очень долго. Да я до сих пор вижу их глаза, переполненные ледяной ненавистью. Ну, вы, наверное, можете себе представить состояние двух головорезов, которым пришлось пережить подобное унижение. Они, наверное, посчитали, что я совершил какой-то смертный грех лишь потому, что видел, что с ними произошло. Как будто это не отец, а я избивал их. Они продолжали смотреть на меня, а я, не будучи психологом, так и не сумел ничего понять. Однако этот взгляд я не забыл. И когда мне пришла та самая бандероль, я ни секунды не сомневался в том, кто бы мог мне прислать подобный подарочек. И это несмотря на то, что с тех пор прошло почти тридцать лет.