Джек Ричер, или Враг
Шрифт:
– А вы? – спросила Нортон.
– Я – да, – ответил я.
– Тогда вы первый.
– Я думаю, это фальшивка.
– Почему?
– Слишком много всего, – пояснил я. – Шесть факторов. Он обнажен, пропали личные знаки, гениталии, ветка, йогурт и ремень. Хватило бы любых двух. Ну, трех. Как будто вместо того, чтобы просто разобраться с парнем, они пытались привлечь чье-то внимание. Причем очень старались преуспеть.
Нортон молчала.
– Слишком много всего, – повторил я. – Это все равно как пристрелить кого-то, потом задушить, потом пырнуть ножом, утопить
Она продолжала молчать, наблюдая за мной из своего круга света. Возможно, пыталась меня оценить.
– У меня сомнения насчет ремня, – сказала она. – К самовозбуждению прибегают не только гомосексуалисты. Все мужчины с точки зрения физиологии испытывают оргазм одинаково – вне зависимости от того, геи они или нет.
– Все это сплошная фальшивка, – сказал я.
В конце концов Нортон согласилась со мной.
– А вы умный, – заметила она.
– Для копа?
Она не улыбнулась.
– Будучи офицерами, мы знаем, что гомосексуалистам запрещено служить в армии. Поэтому нам следует позаботиться о том, чтобы защита ее интересов не помешала нам прийти к правильному выводу.
– Моя работа состоит в том, чтобы защищать армию, – напомнил я.
– Именно, – сказала Нортон.
– Но я не намерен на этом зацикливаться. Я не говорю, что убитый определенно не был геем. Может, и был. Но это не важно. Возможно, те, кто на него напал, знали это, возможно, нет. Я хочу сказать, что убили его вовсе не по этой причине. Однако они сделали так, чтобы это выглядело главной причиной. Но ничего такого они не чувствовали. Они чувствовали что-то другое. Поэтому они переборщили с уликами, как будто не совсем понимали, что делают.
Я помолчал немного и добавил:
– Как будто отвечали заученный урок.
Нортон напряглась.
– Урок?
– Вы чему-нибудь такому обучаете на своих занятиях?
– Мы не учим убивать, – заявила она.
– Я спросил не об этом.
Нортон кивнула:
– Мы обсуждаем такие вещи. Без этого не обойтись. Отрезать у врага член – дело обычное. Это происходило во все времена. Кстати, и во Вьетнаме тоже. Афганские женщины проделывают такие штуки с пленными советскими солдатами в течение последних десяти лет. Мы рассказываем о том, что это символизирует, какое имеет значение, а также о страхе, который вызывают подобные действия. Существует множество монографий, посвященных необычным ранениям. Они служат своего рода посланием народу, к которому принадлежит жертва. Мы говорим о насилии, совершаемом при помощи самых разных предметов. А также о сознательном выставлении напоказ изувеченных тел. Дорожка из одежды – это классический прием.
– Вы говорите про йогурт?
Она покачала головой.
– Нет, но это очень старая шутка.
– А что насчет асфиксии?
– На наших занятиях мы об этом не говорим, но здесь все читают журналы или смотрят порно по видео.
– Вы обсуждаете вопрос сексуальности врага?
– Разумеется. Воздействие на сексуальность врага – цель нашего курса. Мы говорим о его сексуальной ориентации, потенции, способности к деторождению. Это базовая тактика. И так было всегда, на протяжении истории. Она действует в обоих направлениях: снижает самомнение врага и повышает наше.
Я молчал.
Нортон посмотрела мне в глаза.
– Вы хотите меня спросить, увидела ли я там, в лесу, результат наших занятий?
– Наверное, – проговорил я.
– Вам ведь на самом деле не требовалось мое мнение, верно? – спросила она. – Ваши вопросы были всего лишь преамбулой. Вы и сами все поняли.
– Я умный для копа, – откликнулся я.
– Ответ – «нет», – сказала Нортон. – Я не увидела там, в лесу, результата наших занятий. По крайней мере, в явном виде.
– Но вы не исключаете такую возможность?
– В мире все возможно.
– Вы встречались с генералом Крамером в Форт-Ирвине? – спросил я.
– Пару раз, – ответила она. – А что?
– А когда вы видели его в последний раз?
– Не помню.
– Но в последнее время не видели?
– Нет, в последнее время не видела, – сказала она. – Почему вы спрашиваете?
– А как вы с ним встречались?
– На профессиональном уровне, – ответила она.
– Вы преподаете свой курс тем, кто служит в бронетанковых войсках?
– Ирвин – это не только бронетанковые войска, – сказала она. – Не забывайте, что это еще и Национальный центр подготовки. К нам туда приезжали самые разные люди. Теперь мы ездим к ним.
Я молчал.
– Вас удивляет, что мы учили танкистов?
– Немного удивляет, – пожав плечами, признался я. – Если бы я разъезжал на танке, который весит семьдесят тонн, вряд ли я бы нуждался в психологическом подтверждении собственной значимости.
Она по-прежнему не улыбалась.
– Мы их учили. Насколько я помню, генералу Крамеру не понравилось, что пехота получает то, чего не дают его танкистам. Между ними существует жестокое соперничество.
– А кому вы преподаете сейчас?
– Подразделению «Дельта», – ответила она. – Исключительно.
– Спасибо за помощь, – сказал я.
– Сегодня я не увидела ничего, за что мы могли бы нести ответственность, – заявила Нортон.
– По крайней мере, в явном виде.
– Это относится к вопросам общей психологии, и не более того.
– Ладно, – не стал спорить я.
– И мне не нравится, что вы меня об этом спросили.
– Ладно, – повторил я. – Спокойной ночи, мэм.
Я встал со стула и направился к двери.
– А настоящая причина? – спросила она. – Если то, что мы увидели, фальшивка?
– Не знаю, – ответил я. – Я не настолько умный.
Я вошел в приемную перед своим кабинетом, и сержант, у которой есть маленький сын, налила мне кофе. Затем я отправился в кабинет и обнаружил, что меня ждет Саммер. Она пришла забрать свои записи, потому что дело Крамера было закрыто.
– Вы проверили других женщин, кроме Нортон? – спросил я.
Она кивнула.
– У всех имеется алиби. Новогодняя ночь – лучшее время для алиби. Никто не проводит ее в одиночестве.