Джентльмены
Шрифт:
Но далеко не все консьержи были столь либеральны. Многие боялись взломов и хулиганства. Случалось, что подростки курили на чердаках, или нюхали растворитель, или обжимались с девчонками. Возможно, консьержи думали, что Лео и Вернер виноваты в беспорядках, которые нередко приключались на чердаках последнее время. Одни бандиты выжимали котят в центрифуге, другие разводили костры, чтобы согреться…
Ничего хорошего в голову Лео не приходило. Он сел за письменный стол, по-прежнему слыша, как Генри, будто идиот, свистит на кухне «Ля кукарача». После тренировки братец мог запросто проглотить пятнадцать бутербродов с сыром, икорной пастой, выпить три литра молока и при этом танцевать ча-ча-ча. Он ничего не знал о том, что произошло с Вернером. И Лео не собирался ничего рассказывать
В нижнем ящике стола лежал небольшой жестяной сейф с кодовым замком. Лео открыл сейф и достал связку, в которой было не меньше семидесяти пяти ключей. У Вернера была такая же, и ее наверняка конфисковала полиция в качестве улики. Значит, теперь не отвертеться. Слишком поздно. Но ключи Лео они еще не нашли, поэтому он взобрался на табуретку, стоявшую в углу комнаты, потными руками отвинтил крышку вентиляционного люка и бросил прощальный взгляд на внушительную связку, которая давала ему такую свободу действий, после чего бросил ключи в люк, где они, пролетев метров десять, приземлились, чтобы навсегда остаться тайной.
Визит полиции к Вернеру Хансону оставался загадкой, пока мама Вернера не зашла к Грете. Случилось это через несколько дней после происшествия. Она была очень обеспокоена и хотела поделиться наболевшим, ведь обе они растили сыновей в одиночку и знали почем фунт лиха.
Громко всхлипывая, фру Хансон рассказала, что Вернер сам позвонил в полицию и признался, что убил десятилетнего мальчика на стадионе Хаммарбю. Полиция немедленно отреагировала и схватила преступника — этот момент Лео наблюдал из окна, — но вернула его домой уже через час. Признание оказалось ложным. Вернер позвонил в полицию только для того, чтобы побывать в участке и увидеть, «как оно все на самом деле», выражаясь его собственными словами. Настоящим убийцей оказался девятнадцатилетний парень, нюхавший растворитель. Полицейские сказали фру Хансон, что подобные ложные признания — обычное дело, а вовсе не редкость. Кроме того, они выразили восхищение информированностью Вернера относительно пропавших людей, находящихся в розыске, — нерешенных загадок, над которыми бились следователи. Полицейские рекомендовали маме Вернера быть внимательнее и следить за сыном, которому подобные ненормальные увлечения могли «нанести ущерб».
Фру Хансон всхлипывала в отчаянии: ее любимый сын оказался ненормальным! Она не знала, что делать. Грета не могла помочь ей даже советом. Единственное, что ей пришло в голову, — это рекомендовать выпустить Вернера из-под домашнего ареста. От одинокого сидения в комнате мальчику может стать только хуже. Фру Хансон долго сомневалась, но затем отправилась домой, чтобы выпустить своего маленького Мэбьюза. [28]
В сборнике «Гербарий» (1962) есть стихотворение под названием «Экскурсия», вероятно, написанное весной или летом шестьдесят первого года. В стихотворении звучит рефрен — Лео снова и снова обращается к магии повторений: «Мы собираемся на войну, / вооруженные до зубов / спят солдаты в лесу». На первый взгляд кажется, что речь идет о мальчике, который просит мать помочь собраться в лесной поход. Рефрену предшествуют изящные описания цветов — как и в большинстве стихотворений «Гербария» — но именно следующие строки придают стихотворению новый, неожиданный смысл: «Мы спускаемся вниз, под своды, / где ничто не растет, / даже цветы зла».
28
Доктор Мэбьюз — персонаж фильма ужасов режиссера В. Кинглера.
Таким образом, речь в стихотворении идет о матери и сыне, которые спускаются в убежище под звуки воздушной тревоги. Мать отчаянно торопится, но ребенок стремится ее успокоить. В финале читатель испытывает шок, обнаружив, что мать, заботливо одевающая ребенка, делает это в панике, под вой сирен и испуганные крики соседей. Возможно, кто-то помог Лео столь метко распределить материал, дать в конце сдержанное объяснение происходящего, которое внезапно
На мысль о воздушной тревоге Лео навел эвакуационный маневр, который проводился в Стокгольме в шестьдесят первом году, — тот самый маневр, в эпицентре которого оказался ничего не подозревавший Генри, проснувшийся ни свет ни заря и отправившийся к своей возлюбленной Мод, чтобы позавтракать тет-а-тет.
В ту минуту, когда на крыше завыла сирена, в дверь Морганов позвонил Вернер Хансон. Он встал на рассвете, чтобы собрать вещи, следуя инструкции в брошюре «Если наступит война». В прихожей стоял его огромный серый рюкзак. Лео подготовился плохо и был вынужден терпеть замечания Вернера, который в спешке выдавливал прыщ перед зеркалом в прихожей.
Вскоре мальчишки спустились в метро, чтобы отправиться в Хэссельбю в полном соответствии с программой. Они тоже слышали, что где-то к эвакуированным присоединится король, хотя никто точно не знал где. Впрочем, это делало мероприятие еще более увлекательным. Вернер прочитал кучу книг о Второй мировой войне, он мог рассказать не одну захватывающую историю о французском движении Сопротивления и говорил, что и сам будет участвовать в таком движении, когда наступит война. Именно это «когда» расстраивало Лео. Ему не нравилось, как хладнокровно Вернер говорит о возможной войне, всегда заменяя «если» на «когда».
У Вернера, разумеется, была с собой брошюра «Если наступит война», которую друзья листали в дороге. Той весной каждая семья получила такую брошюру; ее новое издание было проиллюстрировано: рисунки показывали, как следует вести себя в различных критических ситуациях.
В предисловии говорилось: «Никто не утверждает, что война наступит», но Вернер не обращал на это ни малейшего внимания. Его болезненное воображение рисовало неумолимое приближение войны. Брошюра «Если наступит война» относилась к списку обязательного чтения. Вернер читал этот военный катехизис вслух, изображая различные сигналы тревоги: высвистывал сигнал повышенной готовности, за этим следовала полуминутная пауза и новый длинный, ровный сигнал. Он изображал рев воздушной тревоги с восходящими и нисходящими тонами, а затем обозначал миновавшую опасность.
Лекцию продолжил пассаж о духе сопротивления и бдительности. Иллюстрация под заголовком «Бдительность» изображала подозрительного типа в шляпе и тренче с лукавым и хитрым видом. Он подслушивал разговоры военных — возможно, это был русский. Лео вспомнил, по меньшей мере пять соседей, которые могли бы оказаться шпионами. Далее следовали многочисленные призывы молчать о том, что может быть тайной, напоминалось о повышенной бдительности в беспокойное время и о необходимости уведомлять полицию о малейшем подозрении, связанном с возможным шпионажем и саботажем. Nota bene, думали наши отличники. Да они и родных отцов не стали бы укрывать — будь у них таковые.
После этих важных призывов шли жуткие разделы о защите во время атаки, о защите от радиоактивного излучения, от биологического оружия и газов. Картинки изображали различные типы убежищ, мужчин в шляпах и с поднятыми воротниками, защищающих себя от излучения, и мужчин в противогазах, укрывшихся накидками, в которых они становились похожи на укутанных барсуков.
В последней главе брошюры речь шла о движении Сопротивления: именно эта часть внушала Вернеру, что речь идет не о «если», а о «когда». «Для активного участия в движении Сопротивления требуется храбрость и крепкие нервы», — утверждалось в этой главе. Вернер был убежден, что обладает и тем и другим. Но прежде всего он заботился о снаряжении. Как настоящий командир, Вернер перечислил все, что должен иметь с собой эвакуированный: одеяло или спальный мешок, нижнее белье, носки, постельное белье, полотенца, туалетные принадлежности, носовые платки, шерстяной свитер, обувь, тарелку, кружку, столовые приборы, нож в чехле, карманный фонарик, спички, а также запас провизии, как минимум, на два дня.