Джевдет-бей и сыновья
Шрифт:
Рабочие еще немного посидели, стараясь не глядеть на окружающие их вещи и поменьше шевелиться, чтобы ненароком что-нибудь не задеть. Потом так же тихо и осторожно ушли. Рефик вспомнил о сигарете, которую крутил в руках, и закурил. Осман позвал Эмине-ханым и велел ей открыть окно, чтобы гостиная проветрилась.
Около полудня пришла машина, чтобы отвезти гроб в мечеть Тешвикийе. Пока гроб выносили из дома, отовсюду стал сходиться народ: соседи, садовники, знакомые. Слышались всхлипы, некоторые молодые люди подходили обнять Рефика. Потом вызвали такси, потому что Ниган-ханым была не в силах пройти полкилометра до мечети. В небе ярко светило веселое майское солнышко. Мимо прошел трамвай, украшенный в честь праздника флажками. Ниган-ханым в черном пальто и черной шляпке с вуалью стояла прислонившись к увитой плющом садовой ограде. Осман держал ее под руку. Рефик вспомнил, как однажды мама, гордо прищурившись, сказала одной въедливой религиозной родственнице, что ходит на похороны в черном не потому, что хочет быть похожей на христиан, а просто чтобы выглядеть более серьезно и степенно.
Выйдя из такси, Рефик не стал брать маму под руку, ее вел Осман. Она сняла свою шляпку и надела на голову платок. Медленными шагами направились к мечети. Во дворе среди зеленых деревьев собралось уже много народу. У самой ограды, покуривая и глядя по сторонам, толпились рабочие. Делать им теперь было уже нечего, и они, наверное, скучали. За ними стояли служащие конторы, среди них бухгалтер Садык. С собой он привел жену и детей. Пока Садык целовал руку Ниган-ханым, его жена с почтительным вниманием глядела на вдову. Среди толпы Рефик увидел и Мухиттина: тот рассматривал венки, прислоненные к стене мечети. Еще дальше стояли родственники Джевдет-бея из Хасеки. Их было немного; они робко посматривали на толпу, на мечеть и на окружающие ее новые здания. На балконах, украшенных праздничными флагами, стояли любопытствующие. Окна были открыты по случаю праздника и жаркой погоды. Пассажиры проходящего мимо трамвая тоже с любопытством выглядывали в окна и смотрели на толпу. У входа в мечеть собрались родственники Ниган-ханым — важные, степенные люди, все как один в темных костюмах и галстуках. Подойдя к ним, Ниган-ханым немного приободрилась, высвободила руку и обнялась со своей старшей сестрой Тюркан-ханым. Все вокруг замолчали. Потом к сестрам подошла другая дочь Шюкрю-паши, Шюкран-ханым, и тоже обняла вдову. Осман поздоровался с тетушками. Затем откуда-то появился Сейфи-паша со своим терпеливым слугой. Ниган-ханым, кажется, хотела поцеловать ему руку, но потом поняла, что сегодня имеет право этого не делать. Заметив Рефика, Сейфи-паша по обыкновению нахмурился, но потом, должно быть, решил проявить сочувствие и осторожно, чтобы не показаться неуместно веселым, улыбнулся. Рефик решил выбраться из толпы. Невдалеке он увидел Саит-бея и его сестру Гюлер и попытался вспомнить, что он о ней слышал. Погода становилась все жарче, солнце светило уже не по-весеннему, а по-летнему. На лицах блестели капли пота. Все терпеливо ждали. Пробираясь к стене мечети, Рефик увидел Фуат-бея и Лейлу-ханым. Лица у обоих были очень печальные. Ему захотелось показать им, что он видит их скорбь и понимает, как они любили Джевдет-бея, но не знал, как это сделать, только кивнул им головой, словно говоря: «Я знаю, как вы любите нас и как любили отца, пожалуйста, хватит, не надо больше так горевать!» Потом на глаза ему попалось несколько деловых партнеров отца. Кое-кто из них разговаривал с почтенного вида бородатым стариком, по всей видимости тоже бывшим пашой, возможно дальним родственником, — Рефик его, по крайней мере, не узнал. Были здесь и некоторые знакомые Рефику по Сиркеджи торговцы и банкиры. У них на лицах было немного скучающее выражение, они словно думали про себя: «И зачем я этим праздничным утром открыл газету!» Солнце жарило уже немилосердно. За спинами торговцев стояли венки. Рефик вспомнил, что эти венки недавно разглядывал Мухиттин, и стал читать надписи: «От Фуата Гювенча и его семьи», «От компании „Электрические приборы“», «От отделения Делового банка в Сиркеджи», «От акционерного общества Bazaar de Levant», «От семьи Анави»… Тут к Рефику подошел Мухиттин. Друзья обнялись. По выражению лица Мухиттина невозможно было понять, на самом ли деле он огорчен. Они вместе продолжили разглядывать венки. В обществе друг друга им было как будто не по себе. Мухиттин, похоже, хотел что-то сказать, но не мог подобрать нужных слов. Потом заметил вслух, что вот, мол, и до Турции дошел обычай класть на могилу венки. Сказал он это и не осуждающе, и не одобрительно — так просто. Рефик вспомнил, что как раз по причине распространения этого обычая в Нишанташи два года назад открылась цветочная лавка. Потом они замолчали, прислушиваясь к гулу голосов за спиной. Люди взволнованно переговаривались и перешептывались и выглядели как-то испуганно, точно случился скандал или началась война. Их взгляды, выражение лиц и одежда говорили больше, чем слова. Рефик оставил Мухиттина и направился к входу в мечеть. Снова он оказался в окружении бывших пашей и послов, маминых родственников. Когда он был маленьким, мама брала его с собой к ним в гости, и эти люди улыбались ему и гладили по головке, но с обратным визитом в дом Джевдет-бея никогда не приходили. Сейчас некоторые из них тоже улыбались Рефику, другие ласково на него смотрели. «Когда я был маленьким, они находили меня очень милым ребенком, — думал Рефик. — Интересно, что они думают обо мне сейчас?» Некоторое время он неподвижно стоял, глядя на мать и ее сестер. Рабочие, собравшиеся под деревьями у входа во двор, тоже были неподвижны. Затем Рефик повернулся и прошел немного дальше в глубь мечети, к мраморным колоннам с монограммой
— Ты что, не пойдешь на намаз? — спросил, подойдя к брату, Осман.
«Намаз?» — подумал Рефик и кивнул. Ему пришла в голову мысль о том, как он будет снимать обувь. Раньше, приходя в мечеть с прислугой или по праздникам с отцом, он всегда думал об этом. Быстро сняв ботинки, прошел внутрь. В мечети было сумеречно и прохладно, пахло плесенью и коврами. «Забыл совершить омовение!» — подумал Рефик, но Осман, кажется, тоже забыл. Мечеть быстро наполнилась людьми. Все стояли сложив руки на животе и ждали. Рефик заметил, что брат стоит рядом с ним. На лице у него снова застыло гордое выражение, голову он держал прямо, смотрел не на окружающих, а куда-то поверх их голов, на резной мрамор михраба; [73] но, поскольку на ногах у него не было обуви и из-под штанин виднелись носки, его гордый вид казался странным и неуместным. Рефик оглянулся: из-под штанин стоящих сзади садовников и швейцаров тоже выглядывали носки, но они вовсе не выглядели странно. «Они здесь на своем месте!» — подумал Рефик.
73
Ниша в мечети, указывающая направление на Мекку.
Начался намаз. «Мой отец умер», — пробормотал Рефик и, глядя в затылок стоящему впереди человеку, начал повторять его движения. Склонялся к земле, становился на колени, снова вставал на ноги и думал, что это неправильно — ведь он во все это не верит. Потом велел себе об этом не думать и снова пробормотал: «Мой отец умер!» Он успел пробормотать это еще несколько раз, и намаз закончился. Все стали выходить во двор, на солнце. Рефик присоединился к толпе, окружившей гроб. Солнце пекло немилосердно.
Глава 19
ЖАРА И МЛАДЕНЕЦ
Рефик на цыпочках поднимался по лестнице и весело думал: «Интересно, что подумает Перихан, когда увидит меня в такое время?» В доме было тихо, только тикали часы. «Меня еще никто не заметил! А если бы вор забрался — так и прохлопали бы ушами?» Он заметил, что вспотел. Остановившись перед дверью, тихонько приоткрыл ее, заглянул внутрь и увидел Перихан. Она сидела на стуле рядом с детской кроваткой и читала газету Вид у нее был рассеянный, словно она не очень обращала внимание на смысл того, что читает, и думала о чем-то своем. «Какая она милая!» — подумал Рефик. Он еле сдерживал смех. Наконец распахнул дверь и с криком «У-у-ух!» вбежал в комнату.
— Испугалась?
— А вот и не испугалась, — сказала Перихан. — Но ты мог разбудить девочку. — Она взглянула в сторону кроватки и убедилась, что дочка по-прежнему спит. — Ты не пошел на работу?
— Сходил и уже вернулся!
— Заболел?
— Нет, здоров как бык! — сказал Рефик и, чтобы показать, какое хорошее у него настроение, пропел: — Вернулся, вернулся, вернулся! Удивилась?
Перихан ничего не ответила, только вопросительно посмотрела на мужа.
«Кажется, она совсем не обрадовалась, увидев меня, — подумал Рефик. — Только немного удивилась. Смотрит так, будто я ее поймал на месте преступления. Боится, как бы не разбудил дочку!»
— Просто взял и вернулся. Мы с Османом пришли в контору, и там было так жарко, что я решил вернуться домой. Правильно я сделал?
— Правильно, правильно, — сказала Перихан. — Что, очень жарко?
— Ужасно! Все просто плавится. У людей нервы на пределе. Когда я возвращался, в трамвае одна женщина поругалась с кондуктором. Если уже сейчас так печет, что же будет после обеда?
— А сколько сейчас времени?
— Двадцать минут одиннадцатого.
— Как ты быстро вернулся!
— Правда, быстро? Я только успел зайти в свой кабинет и уже решил вернуться. Зашел к Осману, говорю: «Что-то мне нездоровится, поеду домой!» Он, наверное, удивился. — Рефик засмеялся: — Видела бы ты его физиономию! Даже не спросил, что со мной.
— А с тобой точно все хорошо?
— Я же сказал… Разве только голова немного не в порядке. — И Рефик, наклонившись, поцеловал Перихан в щечку.
— А вдруг и вправду? Ты какой-то странный в последнее время.
«Ну всё, я понял! — подумал Рефик. — Вовсе ты не обрадовалась, что я вернулся. Хотела посидеть в одиночестве. Какие-то, видно, планы у тебя были, что-то ты хотела без меня сделать».
— У тебя сейчас какие-то дела?
— Нет, какие у меня могут быть дела? Вот и девочка уснула.
Оба посмотрели на спящую в кроватке дочку. Родилась она всего сорок дней назад, но уже успела здорово вырасти. Рефик начал опасаться, что в будущем из нее может получиться очень крупная женщина. «Мы ведь с Перихан оба высокие!» — подумал он и снова забеспокоился. Дочка родилась через десять дней после смерти Джевдет-бея. Рефик давно уже решил, что если родится дочка, назовет ее Мелек [74] — такое имя этой крупной девочке и дали.
74
Мелек ( тур.) — ангел.
Рефик увидел на голой младенческой ножке красные следы от комариных укусов.
— Почему не натянула сетку?
— Дай, думаю, немного воздухом подышит.
Наступила тишина. Рефик присел на край кровати.
Чтобы не молчать, сказал:
— Ох, ну и жара! Уже целую неделю никакого спасения. Если весь июль такой будет…
— Вот бы уехать на острова!
— Дорогая, как же мы поедем? У тебя на руках ребенок. И отец недавно умер…
Перихан опустила голову.