Джим Хокинс на острове с сокровищами
Шрифт:
Это сразу же остановило новые массовые случаи дуэлей и «охот за невестами», и всё ограничилось, привычной в здешних местах, сильным вечерним загулом матросов и поножовщиной после оного.
Компания была не очень рада появлению конкурента их торговле рабами, но после переговоров с прибывшими торговцами в поместье губернатора, которых и охранял «Саффолк» — все вопросы были улажены и компанейцы ушли прочь, бурча себе под нос проклятия в адрес адмиралтейства в Лондоне.
Во время пути на Ямайку умерло полсотни рабов и Джим постоянно видел как их вечерами сбрасывали за борт, иногда по
Говорили, что рабы друг друга в трюмах кораблей нередко убивали, из племенной мести или чего подобного, но всех это мало волновало: скорее беспокоило — будут ли наградные фонды получены или очередной поход в Новый Свет пройдёт без премиальных выплат.
В трюме где находились рабы стояла невероятная вонь: многие пленники блевали или испражнялись тут же, всё время своей перевозки и никто за ними не убирал.
Рабов, при помощи матросов и юнг «Саффолка», по прибытии на Ямайку тут же выгрузили в порту и переправили на шлюпах на остров, для возвращения в нормальный товарный вид — в поместья местных знакомых работорговцев.
Потом, партиями по сто или двести человек, рабов приводили на невольничий рынок и продавали группами по десять или пятьдесят за раз, с аукциона.
Особо ничего нового на корабле пока что не происходило и не планировалось вскоре куда отплывать, и Хокинса отпускали на берег всего пару раз.
Во второй свой выход, подросток успел на берегу распродать часть захваченных на пиратском острове безделушек за английские монеты и теперь тяготился мыслями как ему поступить далее: немного потратить их, как настоящему моряку, на выпивку и жратву, или купить себе вновь каких вкусностей, вроде тех же бананов или ананасов, и спокойно всласть обожраться ими, прежде чем вернуться на свой корабль.
Решив про себя что пора уже браться за ум и взрослеть, не всё же оставаться ребёнком и играть в бирюльки — Джим уверенным шагом направился в ближайшую таверну, что бы немного напиться там и пожалуй устроить какую потасовку, с выбранным моряком послабее, для первого раза своего «представления» как взрослого, среди матросов на берегу, как равного им по положению.
Джим твёрдо решил взрослеть и сейчас стоило как либо громко заявить о себе, а драка в кабаке — представлялась ему отличным шансом для этого.
В таверне «У смуглой бабы квартирмейстера», по слухам ходившим на «Саффолке», самой дешёвой и в меру приличной «тошниловке» вне порта: просторном одноэтажном здании с небольшой террасой на пять столов, выходившей главной дверью на море и с яркой вывеской с изображённой на ней пышнобёдрой смешливой белозубой мулатки, разносящей кружки с выпивкой матросам, когда туда попал Хокинс, уже стоял дым коромыслом — людей было столько, что в прямом смысле не протолкнуться.
Матросы недавно прибывших судов из Африки, привезшие новые тысячи рабов для плантаций Нового Света. Какие то французы, с аккуратными ухоженными усиками и без бород, которые сбежали от проблем с собственным колониальным правительством и сейчас пересиживали трудные времена в Кингстоне, у англичан. Гладко выбритые голландцы и даже пара немцев, из Гамбурга, прибывшим на остров по своим торговым делам.
Еле-еле протиснувшись к перегородке
К огромному удивлению подростка, многие присутствующие, не скрываясь — говорили как ещё совсем недавно они грабили торговцев.
Иные описывали как продавали рабов, захваченных незаконно на островах королевств, а третьи, совершенно не стесняясь людей в таверне — обговаривали свои паи, в каком то скором налёте на жемчужный промысел.
— И чего наши офицеры сюда не забрели: чем узнавать где пираты скрываются — можно у них самих просто по-расспрашивать, за кружкой рома. Сами всё выболтают! — искренне удивлялся такой простоте нравов, царящих в кабаках Ямайки, Джим, неспеша цедя манюсенькими глотками свой ром и постепенно начиная блаженствовать от новых, столь странных, ощущений.
Дома, в «Адмирале Бенбоу», добрая матушка не позволяла ему набирать напитки посетителям и всячески его отваживала даже от проб их.
Пример отца, что постоянно напивался и буянил — также не привёл к тому что подростку хотелось бы его повторить.
На судне, пожалуй лишь пару кружек пива попробовал Джим, да глоток раки — и то, чуток. Основную часть жгучего южного напитка, до того как офицеры обнаружили схрон с бутылями, он истратил на свою повреждённую в бою левую руку.
Сейчас у Джима Хокинса была первая, полноценная, настоящая «мужская», порция выпивки в его жизни и Джим смаковал её как мог: наслаждаясь каждым граммом рома и каждой секундой, проведённой в весёлом гвалте припортовой таверны.
Видя буянящих моряков и их разговоры о грабежах и прочем непотребстве, Джим вспомнил что ему рассказывали канониры из нижних палуб, во время долгого стояния на якоре, на Мадейре: пираты редко когда оставляют деньги себе для дальнейшей жизни — так поступают единицы, из самых умных. В основном они спускают всё в первые же недели после успешного захвата торгового корабля и потом, что бы как то восстановить финансовое положение — вновь устремляются за новой добычей.
— Мда… разграбил-выпил, в поход! — мрачнея, говорил сам себе подросток. — Романтика! Или рабом где на прииске или виселица! Как то так.
Обычные пираты старались как следует гульнуть, «пожить всласть», как они сами гворили. Их офицеры или как там было принято — нередко вкладывали деньги в какие ценные бумаги или предприятия на родине, через знакомых, что бы вернувшись, обзавестись там статусом и спокойно встретить старость.
Из за перегородки где продавались напитки, пружинящим шагом, вышел в меру франтоватый мужчина чуть за сорок и показав кому из слуг что следует присмотреть за выпивкой, в бочонках или бутылях, направился к незаметной двери, бывшей почти сразу за спиной Джима и которую сам Джим не заметил.