Джим Хокинс на острове с сокровищами
Шрифт:
Выходило совсем грустное продолжение: вместо премии, за находку пиратов и добычи ими захваченной, карцер.
А ведь «Морж» утром уйдёт и Джим не представлял точно куда именно. Искать возле неких островов, как он убедился в недавних рейдах у Мартиники — можно было месяцами и более крупные корабли, вроде огромной торговой каракки что села на мель.
Завтра его сообщение может попросту «протухнуть» и следовало что предпринять уже здесь и сейчас, пока пираты собирались вечером и ночью грузиться провиантом и ромом на свой корабль, и ждали утра: видимо когда хоть
Решение было найденно быстро. Оно оказалось странным, но иного у Джима сейчас не нашлось: «Меня вечером и ночью не хватятся? До самого утра трогать не станут?» — спросил Хокинс своего конвоира.
— Не боись: отоспишься и получишь розог уже с утречка! А пока — блюй в ночной горшок, а не на пол. Иначе сам его станешь вычищать потом! — ободрил Толстый Снэйк подростка.
— Восемь шиллингов серебром! — хрипло но твёрдо сказал Джим боцману.
— Что? Ты о чём?
— Тебе! Если отпустишь до утра!
— Ага! А утром ты будешь прятаться где на работах на нижних палубах, а меня вздуют? Монетки, отдашь» когда-нибудь когда встретимся», или чем ещё… — боцман маслянисто улыбнулся, словно немец Ганс, о котором у Джима всё ещё оставались неприятные воспоминания… отработаешь? Что то ты…
— Дам деньги сейчас. Серебром!
— Как это?
Джим достал из своего тайного кармашка, в курточке, свёрток с монетами и при слабом свете фонаря пересчитал серебро перед носом заворожённого этим зрелищем, боцмана.
— Мне нужно быть на берегу до самого утра! Перед рассветом я окажусь снова на «Саффолке» и ты меня и введёшь незаметно снова на корабль, мимо вахтенных матросов и офицеров. С матроснёй сам договоришься, если что, да и офицера — приболтаешь! Четыре — получишь сейчас, остальные, по моему возвращении.
— Откуда у тебя столько… — проговорил боцман но тут же замолк, видя лицо Джима буквально искажённое гримасой.
Теперь это был уже не хнычущий юнга, а скорее молодой демон, что может и камнем пальцы дробить и за понравившуюся самку — матросов палашом резать. Да и иного мальчишку, такого же как он сам юнгу — запросто удавить тряпками.
После краткого секундного размышления, боцман Толстый Снэйк мотнул абсолютно лысой головой и пробормотал: «Давай! Но на кой чёрт ты рвёшься опять на берег?! Если опять нажраться — твоё конечно дело. Да только до добра это не доведёт, поверь. А если сообщать таможенникам, компанейцам или кому ещё про пиратов — так тебя же наши и накажут, что в обход них так поступил! Какие там премии будут, я не знаю, но что голову тебе пробьют, специально, сами же наши корабельные офицеры, на ближайших учениях «пороховых обезьян» — гарантирую! Раз ты с монетами, то и тут можешь хорошо устроиться! К чему тебе это?»
Однако получив четыре серебряных кругляша мужчина успокоился и скороговоркой объяснил Джиму, как именно тому следовало незаметно возвращаться на «Саффолк»: с какого борта заплыть, как свистнуть — и что бы к рассвету уже был на корабле!
— Буду! — пообещал подросток. — Сейчас мне
— Ну, крепко тебя пойло пробрало! — даже с некоторой завистью сказал боцман. — Я такое видел лишь раз, когда один француз смешал виски, с настоем из каким местных трав и добавил специально им приготовленные листья коки, что постоянно жуют индейцы, для бодрости. Вот он тоже: в жару одевал на себя тёплые вещи, носился как угорелый и был из себя весь такой заводной и при этом счастливый, без всякой меры…
На недовольный взгляд Хокинса Толстый Снэйк поднял обе руки и добавил: «Твоё право! Хочешь в шерстяных, толстых, двойных носках плыть к берегу — давай! Оденешь тулуп и шапку с хвостом, что носят в Новом Свете добытчики бобров — валяй! Думаю утонешь к чёртовой матери, сразу же, но если так желаешь — почему бы и нет? Окончишь свои дни счастливым, что все твои задумки осуществились!»
В кубрике юнг Хокинс быстро взял из своей сумки, в схроне за досками, так ему сейчас необходимые шерстяные носки.
Забрал отличный испанский кинжал, что прятал у себя Клоп и передав самому младшему, в кубрике, один шиллинг «на память», чем страшно напугал малыша — Джим уже через секунду покинул так ему ставшее привычным помещение и вместе с боцманом они стали тихо и незаметно выбираться на верхнюю палубу «Саффолка».
С помощью того же Толстого Снэйка подросток смог незаметно пройти мимо вахтенных и вскоре, спустившись по переносному трапу, спущенному немного ниже специально для него боцманом — Джим уже плыл к близким огням что хорошо виднелись на берегу.
Их было немного, но в облачной ночи они отлично были видны на берегу и на них можно было ориентироваться в пути, как на маяки.
Добравшись наконец до берега, смертельно уставший но довольный, юнга наконец стал прорабатывать ту идею, в деталях, что посетила его ещё когда боцман Толстый Снэйк отводил вернувшегося на корабль подростка в карцер: следовало самому забраться на корабль пиратов «Морж» и завладеть картой. Это позволит Джиму иметь улики против морских разбойников в порту Кингстона и даст ему преимущества в доказательствах, если он захочет вновь требовать встречи с капитаном своего корабля или, как неожиданно разумно предложил Толстый Снэйк — отправится к губернатору острова, или кому из старших директоров Вест Индской Компании.
— Карта! Карта острова с сокровищами! — говорил сам себе Хокинс, выжимая одежду и думая как ему быстрее высушиться.
Шерстяные носки в небольшом кожаном бурдюке были сухими, оставалось что придумать с штанами и подштаниками, а также рубахой юнги.
С собой подросток взял кинжал, на случай какой опасности на пиратском «Морже», но всё же надеялся пробраться туда незаметно: «Они пьяны и думаю к ночи, кроме людей что станут таскать припасы из «Смуглой бабы квартирмейстера» на корабль, да и то, без гарантии — все остальные надрызгаются вхлам и особо никого выслеживать не станут. Добычи незаконной на «Морже» сейчас нет и соответственно рейдов стражи или таможенников они не опасаются.»