Джинн и воины-дьяволы
Шрифт:
Через несколько минут самолет вознес их высоко над Лондоном, а потом над проливом Ла-Манш. Небо было безупречно ясным, синим-пресиним. Далеко внизу Филиппа заметила стаю морских птиц над белыми утесами Дувра. Внезапно — нутром, печенками, мозгом костей — она поняла, что ее мать уже вернулась в Соединенные Штаты и скоро, совсем скоро будет дома. Она попыталась представить себе миссис Гонт, шикарную, как всегда, выходящую из самолета в Нью-Йорке…
Ощущения Филиппы были отчасти верны. Местоположение матери она определила более или менее точно. Облетев почти половину земного шара, миссис Гонт действительно только что приземлилась в Центральном парке Нью-Йорка, и вот насчет шикарной дамы… Филиппа вряд ли могла предположить, что теперь ее мама выглядит совсем, совсем иначе. Филиппа и не узнала бы ее — ни за что на свете.
Приземлилась миссис Гонт несколько неуклюже, что типично для альбатросов — птиц, предназначенных для полета, а не для хождения по земле. Но, несмотря на несколько недостойное приземление, она была почти у цели: чуть южнее дороги, пересекавшей парк, и совсем недалеко от перекрестка 77-й улицы с Пятой авеню, которая, собственно, и является восточной границей Центрального парка.
Альбатрос в Нью-Йорке? Невиданное дело! Несколько сведущих в орнитологии пап и мам не преминули указать своим беззаботно резвящимся деткам на редкую «птичку». Но миссис Гонт не обратила на их комментарии ни малейшего внимания, поскольку, едва оправившись от полета и приземления, она покинула тело альбатроса, предоставив ему полную свободу, и — невидимая — поплыла прямо домой по таким знакомым, таким родным улицам: через Мэдисон-авеню, мимо знаменитого отеля «Карлайл»… Будь она из клана Ифрит, она, возможно, вселилась бы по пути в какое-нибудь подходящее мундусянское тело. Но Марид — это джинн-клан, который всегда следует Багдадским законам, в том числе закону, запрещающему вселяться в человека без его ведома и согласия. В результате в дом 7 по Восточной 77-й улице проник чистый дух миссис Гонт. Через черный ход.
Фаустина Сахерторт успела рассказать миссис Гонт многое из того, что случилось за последние несколько недель с ее семьей. Поэтому Лейла уже знала, к каким печальным последствиям привело заклятие Мафусаила, которое она наложила на мужа перед отъездом в Иравотум. Она знала, что его лечит Марион Моррисон, а дети сейчас в Италии или, весьма возможно, в Китае, с Нимродом и Джалобином.
Она нашла мистера Гонта постаревшим, но отнюдь не таким старым и дряхлым, каким застали его дети по возвращении из Индии. Лейла поняла, что он скоро совсем поправится и станет самим собой, ну разве что седины будет больше, чем прежде, да коричневые возрастные пятнышки на руках никуда не уйдут.
Кое-что из того, что не знала или не успела рассказать Фаустина, стало понятно, когда дух Лейлы проскользнул в спящего мужа и порылся в его памяти — в том, что накопилось там за последнее время. Она старалась не разбудить мистера Гонта, поскольку совсем не хотела повредить его лечению, а он наверняка был бы потрясен, узнав, что его красавица жена лишилась своей столь любимой им земной оболочки.
Лейла обрадовалась, узнав, что в путешествие — отправился только дух ее сына, а тело ждет хозяина дома. И конечно, она ужасно огорчилась, узнав о судьбе господина Ракшаса. Миссис Гонт заставила мужа встать и, не просыпаясь, подобно лунатику, пройти наверх. Оба тела — и Джон, и Ракшас — были наверху, в комнате Джона: сын лежал на кровати, а господин Ракшас сидел, откинувшись, в любимом кресле Джона.
Она дотронулась до щеки, до руки сына. Теплый. С виду — как будто просто спит. А вот с Ракшасом дела совсем плохи. Кожа старика была холодной и твердой как камень. Миссис Гонт уже не сомневалась, что с его духом случилось самое страшное. По всей вероятности, Ракшас погиб.
Миссис Гонт вздохнула и усадила мужа на край кровати. Как жаль, что они больше не увидят старину Ракшаса! Как будут горевать Джон и Филиппа, когда им станет известно о его смерти. Впрочем, скорее всего они уже знают… А что, если детям тоже грозит опасность? Миссис Гонт решила немедленно отправиться на поиски близнецов — сразу, как только сообразит, где взять новое тело. Ей ужасно не хотелось становиться собакой, или котом, или любым другим животным. Хватило опыта с альбатросом. До сих пор подташнивает, и во рту препротивный вкус. Рот, конечно, не ее, а мужа, но вкусовые ощущения явно остались от альбатроса: эти птицы пьют морскую воду, поэтому рот горел от сильного вкуса соли. А тошнит, верно, от гнилых рыбьих голов, сброшенных с нефтеналивного океанского танкера — в дороге охотиться было некогда и есть пришлось что ни попадя, да еще она была вынуждена заложить эту дрянь в зоб и питаться ею в полете над широченным Североамериканским континентом. Миссис Гонт налила стакан воды из-под крана и выпила его одним глотком.
— Почему вы не в постели?
Миссис Гонт повернула голову мужа к двери. Там стояла Марион Моррисон, его джинн-медсестра.
— Здравствуйте, давайте знакомиться, — сказала миссис Гонт собственным голосом и протянула Марион руку. — Я Лейла Гонт. Я на некоторое время воспользовалась телом мужа. Пока не пойму, что делать со своим телом. Вернее, с его отсутствием. По пути из Ирака со мной произошел несчастный случай. Так что тела у меня теперь нет. И это очень печально, поскольку мне оно очень даже нравилось.
— Действительно, печально, — повторила Марион, пожимая руку мистера Гонта. — Может, позаимствуете тело у сына, оно ему все равно пока не нужно?
— Нет, не думаю, что это удачная мысль, — возразила миссис Гонт. — Мальчику позволяется иметь хоть какие-то секреты, верно? Маме не следует знать все.
— Да, полагаю, вы правы. — Марион кивнула на господина Ракшаса. — Можно было бы вселиться в него. Но он, похоже, мертв.
— Боюсь, что да, — сказала миссис Гонт.
— Смерть джинн, покинувшего свое тело, не всегда легко диагностировать, — сказала Марион Моррисон. — Но он холодеет день ото дня, хотя отопление у меня включено днем и ночью, на всю катушку. Никакого эффекта. Он, несомненно, окоченел. Для живого тела это ненормально.
— Милый старина Ракшас. Мы очень его любили. — Лейла вздохнула и вытерла слезу, которая выкатилась из покрасневшего глаза ее мужа. — Боюсь, мой отъезд из дома обернулся настоящим бедствием.
— Вы еще не все знаете.
И Мэрион рассказала Лейле о том, что случилось с миссис Трамп.
— Я решила пока не сообщать об этом вашему мужу, — закончила она свой рассказ. — Пусть он сначала полностью восстановится. Поэтому в его памяти вы ничего и не нашли о том, что миссис Трамп находится в коме.
— Бедняжка, — сокрушенно сказала Лейла. — Надо же! Кома! Останься я здесь, в Нью-Йорке, ничего бы не произошло.
— Везде соломку не подстелешь, — заметила Марион, погладив мистера Гонта по плечу. — Самое безопасное — провести всю жизнь в постели, на перине, среди мягких подушек. Но это все равно, что вовсе не жить. Скучно. Надо побольше увидеть, везде побывать, тогда жизнь наполнится интересом и смыслом.
— Верно, — кивнула миссис Гонт. — Но что мне теперь делать?
— Судьба — презабавная штука, — сказала Марион. — Иногда она сдает тебе дурную, ненужную карту, но настает день, когда именно эта карта тебя и выручает. Похоже, сейчас именно этот случай.
— Я вас что-то не понимаю, — растерялась Лейла.
— Сходите-ка к миссис Трамп, — сказала Марион. — Сходите посмотрите на нее. Может, там и найдете ответ на свой вопрос, странница вы моя перелетная.
По-прежнему недоумевая, миссис Гонт решила сходить в больницу. Оставив тело мужа, она выплыла из дома и незримо пролетела через собственный сад и через стену, отделявшую их дом от больницы на 78-й улице. Ткнулась в одну палату, в другую, в третью и наконец нашла лежавшую в коме миссис Трамп.