Джон Френч - Ариман: Неизмененный (Ариман)
Шрифт:
Он наблюдал, и миновали тысячелетия, и время не проходило вовсе. А затем событие, которого он так ждал, наконец-то случилось.
Оно было крошечным, совсем незаметным.
На корабле уснул человек. Он был мужчиной, который родился и состарился на этом корабле. Человек не знал, что умирает. Его тело ослабло за годы натягивания цепей, которые поднимали снаряды из отверстия в полу и через проем в палубе над головой. Грязная вода и дрянная еда доделали остальное. Через неделю ли, через месяц или через год он упадет, когда будет тянуть цепь, и больше не поднимется. Вот только
Перевертыш проник в сон мужчины, и он больше не проснулся.
Человек не знал, что был одаренным. Как и у мальчика, который стал воином, в нем были семена экстраординарности, но семена эти не взошли, и мужчина так и не узнал, что сны, посещавшие его все три десятилетия жизни, принадлежали не ему.
Перевертыш проснулся вместо человека, когда ударил колокол, знаменующий начало смены. Он вздрогнул под покрывалом и закашлялся, в точности как это делал каждое утро смертный, чью кожу он теперь носил.
— Подъем! — раздался машинный голос, и палубу лизнула плеть.
Перевертыш сбросил покрывало и побрел вперед. Вокруг было много шума, много потной и торопящейся плоти. Он пристально наблюдал, подыскивая следующего носителя.
Кончик плети хлестнул человеческое лицо Перевертыша. Он отшатнулся, ощутив, как из рассеченой щеки брызнула свежая кровь.
— Живее! — произнес голос над ним.
Перевертыш поднял глаза и встретился взглядом с огромным мускулистым надзирателем, чья нижняя челюсть была железной. Мышцы человека блестели от масла. Плеть свернулась обратно в металл его правой руки. — Будешь пялиться дальше, и я тебе лицо сдеру.
Перевертыш опустил голову и заторопился прочь.
Ему придется подождать еще, прежде чем принять обличие надзирателя, но не слишком долго. Когда корабль достигнет Просперо, он должен носить нужную маску.
Кнекку рыскал по городу, но никак не мог найти Башню Циклопа. Он и не ожидал, что найдет. Скользивший в воздухе диск под его ногами представлял собой круг из блестящего серебра. На его краях подрагивала кайма тонких щупалец. Кнекку слышал, как диск бормочет и шепчет ему, двигаясь в ответ на импульсы воли. Мимо проносились мостики и непрерывно меняющиеся улицы. Толпы мутантов и рабов падали на колени, когда Кнекку пролетал над ними. Он ощущал, как с их губ срываются ритуальные слова, но не оглядывался. Его взгляд оставался устремленным вдаль.
Лес башен изменялся у него на глазах. Кроме того, они начали менять свою форму и размеры. Стекло затуманивалось в гранит, а стены отращивали пушки и клинки. На границах города разверзались пропасти. Регионы планеты теперь разделялись утесами из черного газа. Вокруг минаретов и пирамид клубился густой серебристый туман, по своей прихоти скрывавший и открывавший их детали, и даже вторым зрением Кнекку не мог разглядеть ровным счетом ничего. Оттуда доносились крики, высокие смеющиеся ноты, звучавшие как жестокость и голод. В эфире крутились и пели в варп исполинские колеса остроты и шипов. Кожа между реальностью и нереальностью стала такой тонкой, что временами он даже видел сквозь нее. Планета Колдунов превращалась в крепость, ее защита вставала на
«Все бессмысленно, — подумал он, — все ради защиты пустого трона».
Происходящее разворачивалось и разрасталось с неудержимой инерцией. Теперь его занимала лишь одна мысль.
+Король приходит и уходит, когда пожелает+, — так сказал Сар’ик.
«Но где вы, владыка? — размышлял он. Его взгляд прочесывал город, но из дымки не вырастала черная башня. — Почему вы не тут? Час близится. Вы должны быть здесь. Где вы?»
Ответа не было, а город не кончался, проносясь размытым пятном и вырастая заново перед ним.
«Что, если в защите нуждается не этот мир? Что, если это вы? Что, если вы желаете защитить нас от большей правды?» — Кнекку боролся с этой мыслью днями и неделями, пока остальные готовились к войне. Она досаждала ему, и он ничего не мог с этим поделать. Не помогали даже медитации и упражнения с копьем. Каждое мгновение он ожидал услышать призыв в своем разуме и, взглянув на город, увидеть черную башню. Но никто не звал, и вопрос, что тикал в голове, становился все громче.
«Где вы?»
Колдун облетел башню, отрастившую себе шипы из серебра. Перед ним раскинулась круглая площадь, растянувшаяся на полкилометра до противоположной стены башен. Центр ее покрывала золотая печать в форме лучащегося солнца. Кнекку замедлился, увидев фигуры, разбегавшиеся от центра печати, их сине-белые одеяния развевались на ветру, с уст срывались тревожные возгласы. Но бежали не все. На краю диска стояли худощавые силуэты в красном. Над ними извивались ореолы из плотьметаллических щупалец, словно анемоны, фильтрующие океаническую воду. Из-под капюшонов взирали хромированные черепа.
Он остановился, поняв, что происходит. От лязга содрогнулась земля. Кнекку увидел, как стоявших на краю золотой печати сбило с ног. Техноремесленники, замкнувшие кольцо, воздели головы и щупальца к небесам, и он услышал, как из их глоток вырвались статические вопли. Печать раскололась. Огромные металлические лепестки опустились и свернулись с грохотом крутящихся шестерней. Издалека донесся звук, повторившийся девять раз по всему городу. Из-под поверхности начала вырастать фигура, постепенно выпрямляясь в полный рост. По ее панцирю, словно околоплодные воды, стекал синий огонь. Механизмы высотой с человека вздрогнули и затряслись, когда машина развернула оружие. Последней поднялась ее голова с длинным клювом из металла и кости, а также красными светящимися глазами. Она оглядела площадь и окружающие башни, а затем обратила безбрежный взор на парившего в воздухе Кнекку.
Демонический титан взревел, и его голос сотряс эфир.
Диск Кнекку дернулся, прежде чем он успел успокоить его.
+Приветствую тебя, Цзетерртихор+, — послал Кнекку, его мысль была спокойной, но властной.
Титан качнул головой, и второй беззвучный рев прокатился по городу. Ему ответили другие крики, грохочущие скованной яростью и гордостью. Кнекку увидел, как Цзетерртихор сделал шаг назад, и пластины его брони замерцали разными цветами. Машина посмотрела на Кнекку и со скрежетом металла склонила голову.