Джони, о-е! Или назад в СССР-3!
Шрифт:
Тут в Большой зал вошли несколько студентов. Директор дворца напряглась.
— Это, скорее всего, наш актив. Вчера нам помогали. Нам будут нужны эти ребята-помощники. Мая Сергеевна расслабилась.
— Ах, да. Вы тогда выпишите им пропуска. У нас тут строго.
— Я вчера оставлял на вахте список. Пусть выпишут.
— А! Да-да! Хорошо. Я скажу Машеньке.
— Привет, ребята! — крикнул я. — Поднимайтесь на сцену.
С десяток парней с опаской поднялись на сцену. Каждый протянул мне руку. Пришлось пожимать, обходя всех вдоль ломанной шеренги.
— Это Саша Семцов, — сказал ближайший к нему вчерашний «старичок». — Он в нашем ансамбле играл, пока их не разогнали. Вы сказали вчера, что будете собирать новую группу, вот мы и позвали.
— Молодцы! — искренне радуясь, похвалил я. — Хорошо, что привели музыканта и сами пришли. Мои устали от репетиций в Париже, видите ли.
— В Париже?! Ух, ты! Вот бы и нам. А вы француз, — кто-то спросил.
— Вчера уже говорил кто я и зачем приехал. Поспрашивайте товарищей. В дополнение к вчерашнему скажу, что мы получили разрешение вашего правительства на работу нашего Фонда в СССР. Вот постановление! Почитайте!
Я взял из рук Маи Сергеевны листы мелованной бумаги и отдал ребятам.
— Скажу только, что любые ваши инновационные предложения будут с интересом рассмотрены фондом и, возможно, воплотятся в жизнь.
— Э-э-э… А что такое «инновационные»?
— Инновационные? Это значит новые
— Какие, например, новые? — спросил кто-то недоверчиво.
— Какие «например новые», — улыбнулся я. — Ну-у-у… Например, поставить в фойе автоматы с шоколадками и другой мелкой снедью. Есть за границей такие автоматы. Называются — торговые.
— У нас в Москве тоже есть торговые автоматы. Напротив «Ленкома» есть магазин Автоматторг. Там почти нет продавцов. Он молочные продукты продаёт, сыр, масло…
— Ну, вот. Это я, как пример сказал. Не хотите автоматы с шоколадками, придумайте что-то другое.
— Смотря какие шоколадки. Вот если с коньяком…
Все скромно посмеялись, даже я улыбнулся.
— В Крыму и Сочи есть автоматы с вином, — сказал кто-то, вздыхая.
Я стоял, с интересом оглядывая ребят. Соскучился по русским лицами и русскому молодёжному менталитету. Лондонский Королевский Колледж, даже воспоминанием о нём, меня вводил в депрессию. Тьфу, тьфу, тьфу… Очень там всё «не наше». Тут — «русский дух, тут Русью пахнет», а там… Бр-р-р… Там пахнет дермецом уже сейчас. Даже не дерьмецом, а тухлятинкой загнивающего капитализма.
— Сатана там правит ба-а-а-л! Та-та-да-та-та! — мысленно пропел я. — Тьфу-тьфу-тьфу!
— Так, ребята. Спасибо, что пришли. Кто ещё из вас музыканты? Поднимите руки. Понимаю, что все новенькие?
Ребята кивнули. И подняли руки. Новеньких было трое.
— Назовитесь.
— Борис Тихонов — ударные.
— Вячеслав Арбузов — клавиши.
— Николай Попков — бас-гитара.
— Александр Семцов — ритм-гитара.
— Почему только ритм?
— Соло у нас другой парень вёл. Он выпустился в том году.
— Понятно. Отлично. Выносим аппаратуру
Ха-ха… Вынесли всё. Даже тумбочку моего супер-синтезатора и драм-машину. Мая Сергеевна заверила, что без меня в Большой зал никто не посмеет войти. Подключили пульты, усилители, колонки. Мая Сергеевна в конце-концов ушла и я открыл один из холодильных ящиков с пивом.
— Закрой зал, — сказал я какому-то парню и отдал ключ.
Из другого ящика мы достали подсолнные орешки арахиса в вакуумной упаковке и рассевшись на пустых ящиках из-под аппаратуры, принялись «отдыхать». Ребята, понятное дело, вскрывали банки с пивом «Carlsberg» с осторожностью, а вакуумные пакеты с орешками чуть-ли не с восторгом. И я их понимал. Сам попробовал «это дело» только в восемьдесят восьмом или восемьдесят девятом годах.
— Я такое чешское пил «Будвайзер».
— Чешское? — удивился я. — Вроде бы это американская марка? Нет?
— Мне в Чехии рассказывали, что они с американцами судятся за название уже несколько десятилетий. Это в Чехии есть местечко с таким названием, где варят пиво с шестнадцатого века. — воодушевился парень, понимая, что приобрёл в моём лице заинтересованного слушателя.
— Интересно. Хотел спросить музыкантов… Что играли? Какой репертуар?
Музыканты переглянулись. Они сидели одной кучкой.
— «Битлов», в основном, «ролингов», «Джулай монинг»… Наши песни: «Девчонку», «Течение» Антонова… Много чего…
Я встал с ящика, открыл корф, достал гитару…
— У, мля, стратакастер, — проговорил гитарист, переглядываясь с басистом и вздыхая.
Включил гитару в пульт, потыкал драм-машину пальцами, придвинул стойку микрофона, сделал в него ртом: «Ц-ц-ц», проверив эхо и ткнул пальцем в пульт. Драм-машина отсчитала четыре раза стук барабанных палочек друг о друга и я выдал классический «A Hard Day’s Night»[1].
Синтезатор был настроен на раскладку моего голоса на три (в некоторых местах), а ударные молотили со всей «дури». Я тоже не сдерживал свой гитарный напор и мысленно веселился, видя как расширяются у ребят глаза и сыпется изо рта арахис. Как их не снесло звуковым напором со сцены я не знаю. Хе-хе-хе…
— Офигеть, сказал кто-то!
— Это что было? — спросил Николай Попков. — Звукозапись?
— Нет. Это просто музыкальное сопровождение моего синтезатора. Поддержка ритма. Голос и гитара мои. Вот…
Я снова нажал кнопку на пульте. Застучали палочки, потом пошёл барабанный и басовый ритм.
— Во-во… Бас, — ткнул он пальцем в колонку.
— По гамме гоняет в зависимости от моего гитарного звука.
— Хрена себе! Так не бывает. Задержка сигнала должна быть, — сказал один из зрителей.
Я посмотрел на него с интересом.
— Шпрехен зи? — спросил я его.
— Понемногу, — усмехнулся он. — четвёртый курс. Факультет вычислительной математики и кибернетики.
— О, как?! Это я удачно зашёл, — пробормотал я, а громко сказал. — Есть отставание, но очень маленькое, почти не заметное.