Джоуи
Шрифт:
«Иди сюда», — говорит он, откидываясь на сиденье велосипеда и похлопывая по пространству перед собой.
Я закатываю глаза, но делаю то, что он говорит. Потому что, несмотря ни на что, я жажду быть рядом с ним. Когда он касается меня, моя душа загорается, и как отчаянная дура — и как бы я себя за это ни ненавидела — я готова на все ради него. Я сижу на мотоцикле, но он такой огромный, что я практически сижу на нем тоже.
«Что случилось?» — снова спрашивает он, и его голос пронзает меня, словно раскаленное лезвие.
Я
«Все было хорошо», — бормочу я. «А потом мы оказались на диване. Мы целовались…» Клянусь, каждая мышца в его теле напряглась при этих словах. «Он хотел подурачиться, я думаю…»
Он прищурился, глядя на меня. «Но ты этого не сделал?»
«Я так и сделала. По крайней мере, я так думала. Но потом он засунул руку мне под верх… и…»
«И что, Джоуи?» — резко говорит он. «Он что-то с тобой сделал?»
«Нет, Макс. Он был настоящим джентльменом. Я сказал ему остановиться, и он остановился. Сразу же».
«Тогда почему ты так расстроился?»
«Потому что я хотела насладиться этим. Тоби — хороший парень. Он милый. Он увлечен мной. Он эмоционально доступен. Я хотела хотеть его, но он…»
Руки сжимаются в кулаки, костяшки пальцев белеют. «Он что?»
«Он не был тобой». Слова вырвались из моего рта, и я не могу вернуть их обратно, как бы сильно мне этого ни хотелось. Слишком поздно.
Его глаза темнеют, когда он делает глубокий вдох через нос.
«Мы целовались почти десять минут, и я ничего не чувствовала. Когда я с тобой, я чувствую…» Мое горло сжимается, и я сглатываю, прежде чем сказать лишнее.
ГЛАВА 19
Джоуи
По какой-то причине Макс везет нас дальше от города — от своего пентхауса и на север к реке. В конце концов он останавливает свой мотоцикл у прекрасной бревенчатой хижины в лесу. Он глушит двигатель и хлопает меня по ноге, давая мне знак слезть.
"Где мы?"
Он хмурится. «Я никогда не рассказывал тебе об этом месте?»
"Нет."
«Хм». Он проводит рукой по своей густой бороде. «Мне нравится иногда сюда приходить».
«Это твое?» Я смотрю на прекрасную хижину, которая сейчас окутана тьмой.
«Конечно, это так». Он тихо смеется, берет меня за руку и ведет к входной двери.
К тому времени, как мы заходим внутрь, мои ноги уже трясутся. Это место настолько уединенное, что мне интересно, знает ли кто-нибудь, что оно здесь. Сомневаюсь, что кто-нибудь знает, что мы здесь. Не то чтобы я боялась остаться с Максом наедине, но мысль о полной изоляции с ним заставляет меня нервничать больше, чем когда-либо в жизни.
Он достает из кармана свой
Он что, ждет, что я передумаю? Этого не произойдет. «Ладно».
Я брожу по большой открытой гостиной, пока Макс печатает текст. Здесь так уютно. Большие диваны с мягкими подушками. Мягкие ковры на полу. Огромный камин, который я бы с удовольствием увидел пылающим зимой.
«Вы, э-э, приводите сюда много женщин?»
Он бросает телефон на диван и идет ко мне. «Нет».
Я проглотил свои нервы. Я трясусь как чертов лист.
"Чего ты так нервничаешь, детка? У меня нет над тобой никакой власти, помнишь?"
Твою мать! На кой черт я это сказал раньше? Кажется, я сейчас отключусь.
«Я н-не…»
«Тебе нужно, чтобы я напомнил тебе, что именно ты сказал?»
Нет. Я бы хотел, чтобы ты забыл об этом. «Ты же знаешь, я просто болтал», — шепчу я.
Он выгибает бровь. «Просто избалованный ребенок?»
«Ну, разве это не все, что ты обо мне думаешь?»
Обхватив меня за талию, он обхватывает мои ягодицы и тянет меня к себе. Он наклоняет голову так низко, чтобы прошептать мне на ухо. «О, ты гораздо больше, чем это, детка».
Прежде чем я успеваю ответить колким ответом, он поднимает меня, обхватывает мои ноги вокруг своей талии и несет меня через гостиную. Он пинком открывает дверь в спальню, входит внутрь и кладет меня на кровать.
Я смотрю на него, мое сердце бешено колотится, а кровь бурлит. Мне жарко. Я мокрая. И он мне так нужен. Я бы сделала буквально все, что он мне сейчас скажет. Все, что угодно.
Макс откидывает мне волосы с лица, кончиками пальцев скользит по моей шее, нащупывая застежку моего кулона Святого Христофора. Мне его подарили братья, когда я уезжала в Италию, предупредив, чтобы я его никогда не снимала. Я делаю это редко — не потому, что они мне сказали не снимать, а потому, что он принадлежал моей маме.
Я моргаю. «Зачем ты снимаешь мой кулон?»
«Я не думаю, что Святой Христофор должен быть частью всего этого», — говорит он с озорной ухмылкой. «И я не хочу его портить. Я не собираюсь быть нежным».
Святая мать пушистых уток!
Положив кулон на тумбочку, он подмигивает мне, прежде чем встать на колени на пол и молча снять с меня носки и кроссовки, затем поднимается и расстегивает мои джинсы, стаскивая их с моих бедер и вниз по ногам. Я втягиваю прерывистый воздух. Очевидно, он уже трахал меня раньше, но он сказал мне, что не проник даже на половину. И вот мы здесь, и Макс смотрит на меня, как голодное животное смотрит на свою добычу. Он наклоняется надо мной, проводя носом по влажной ткани моих трусиков. «Блядь, Джоуи», — стонет он.