Джума
Шрифт:
– Интересно, где это ваш Озеров команчей наблюдал, да еще по тропе войны "чешущих"?
– иронично осведомился Краснов и добавил: - Ребята, ну у вас и контингент тут подобрался: один одного краше! Астахов не Астахов, а Джеймс Бонд какой-то; потом Лейтенант еще, а следом - Гроссмейстеры, Математики, Горынычи, дальше - больше: Сталин, Берия, золото Российской империи, атаманы и адмиралы, генерал-майоры и князья, - ни фига себе компания, согласитесь?! Вы б уже и мне для полного удовлетворения, так сказать, фотку этого Астахова показали, что ли? Глядишь, может и я бы в нем какую-нибудь свою бабушку двюродную признал.
Малышев укоризненно
– Кстати, здесь случайно фото одного белого офицера осталось. Я еще своим орлам шею намылил, растяпам. Думали забрать, а тут, сами знаете, что закрутилось. Признаться, я и сам подзабыл, если б ты, Васильич, не напомнил. Можно сказать, офицерик этот с Астаховым, как Ленин и партия. Он достал забытую фотографию молодого князя Сергея Михайловича Рубецкого и положил на стол перед подполковником.
Краснов с интересом взял и, слегка отодвинув, принялся картинно крутить головой из стороны в сторону, разглядывая портрет. Внезапно беспечное и игровое выражение стало медленно сползать с его лица. Он вскинул голову и с испугом, смешанным с недоверием, ошарашенно посмотрел на Иволгина и Малышева.
– Нет, это переходит всякие границы!
– не выдержал его издевки Малышев.
– Иван Васильевич, прекратите: ни время и ни место, честное слово.
– И, повернувшись к майору, неожиданно предложил: - Наливайте, Петр Андреевич!
– Но я действительно встречал человека, похожего на этого офицера!
– с непоколебимой уверенностью вскричал Иван Васильевич.
– Правда, тогда его звали...
– Краснов споткнулся и замолчал, словно кто-то невидимый заставил его резко и быстро проглотить слова и окончание фразы.
– Та-ак, - протянул неопределенно Иволгин.
– Как на ипподроме, ставки растут: сначала Мистер Неизвестный, потом Сергей Михайлович Астахов, затем опять - Серж Михалыч, но уже, пардон, князь Рубецкой. Потом снова обознатушки и - бац!
– играем дальше: уже Лейтенант. Что у вас, Иван Васильевич? Как он вам представился?
– Извините, Петр Андреевич, но здесь я - не вольный стрелок. Имя этого человека - только с разрешения моего непосредственного начальника генерала Орлова.
– Просто генерала?
– осведомился Иволгин.
– Просто генерала, - недоуменно повторил Краснов.
– Ну, слава Богу, - вздохнул Иволгин.
– А то я, честное слово, от званий уже потерялся. У нас скоро целая армия наберется: от неизвестного Лейтенанта до генералиссимуса Сталина.
– Мне бы ваш оптимизм, - язвительно поддел его Малышев.
– А знаете, что я вам скажу?
– поднял свой стакан Иволгин.
– Мне кажется, дело идет к развязке.
– Он в упор взглянул на Краснова: - Иван Васильевич, хотите я угадаю, где вы могли встретиться с нашим фигурантом? Только в Афганистане! Не знаю, какую миссию вы там выполняли... Наверняка, не арыки рыли, а если и рыли, то, опять же, наверняка, не арыки. Я правильно понимаю текущий момент, а, Роман Иванович?
– Он имел отношение к вашей группе?
– в свою очередь задал вопрос Краснову Малышев.
– В показаниях Астахова есть об этом, правда, вскольз. Он, по-видимому, работал на сопредельной стороне, - скорее утвердительно, добил его своей логикой Роман Иванович.
– Можете не отвечать. Думаю, с генералом Орловым наше ведомство договорится и необходимую информацию получит.
– Стоп, стоп, стоп, - вдруг поднял
– Так, давайте выпьем, а потом я вам вопросик подброшу. Выпили, стали закусывать и майор спросил: - Если Астахов, предположим, действительно, в свое время работал в составе группы Ивана Васильевича, а потом здесь всю весну, считайте, провалялся без сознания, то откуда, черт возьми, взялся тогда Лейтенант?! И вообще, из всех этих Астаховых, Рубецких, Лейтенантов и прочих князей - кто из них есть кто? Или у меня уже от выпитого в глазах двоится-троится?
– Ты же сам, Петр Андреевич, сказал, что развязка близится к концу. Так будь последовательным, - поддел его Малышев.
– Говорить-то я говорил, но это не значит, что теперь надо сидеть и ждать,
когда они всей этой военно-дворянской компанией ввалятся ко мне в кабинет и на первый-второй рассчитаются. К тому же...
– Иволгин неожиданно запнулся.
– ... К тому же, Астахов, вроде как это... Сгорел?
– Если это наш человек, черта с два!
– хлопнул по столу ладонью Краснов.
– Мы не для того там выжили, чтобы позволить здесь кому-то нас убить...
– Он осекся, вдруг вспомнив о Садыкове и Ауриньше. Не для того... Убью Родионова, сволочь, - сказал тихо, но таким голосом, что у Иволгина и Малышева в этом не возникло и тени сомнения.
... И никто, из сидящих в этот час на конспиративной квартире, не мог и вообразить, что всего в каких-то двух кварталах от них, в обычном, типовом доме-"хрущевке", в маленькой кухоньке сидит еще молодая, но совершенно седая женщина, с некогда сияющим, зеленым, а ныне потухшим и страдальческим взглядом. Облокотив голову на руку она смотрит в окно и беспрестанно, едва различимым шепотом, повторяет:
– Родионов, я убью тебя... Родионов, я убью тебя... Родионов сволочь, мразь, погань, - Я УБЬЮ ТЕБЯ!!!
Глава девятнадцатая
Наталья благодарно посмотрела на Илью и с надеждой все-таки спросила:
– Может, зайдешь сразу?
– Ты давно тут не была?
– не ответив, задал он встречный вопрос.
– С тех пор, как похоронили маму.
– Тогда иди сначала одна, а я пока посижу в машине. Как поймешь, что готова вытерпеть мое присутствие, позовешь, - улыбнулся Илья.
– Не говори глупостей, - отмахнулась она.
– Я всегда тебе рада, как никому. У тебя, Илюшенька, дар поднимать настроение даже в самых безвыходных ситуациях. Ты только представь, вокруг что творится, а мы с тобой всю дорогу до слез ухохатывались. Кто бы видел, точно решил бы, что с ума сошли.
– Натаха, смех, между прочим, лучший иммунностимулятор. И мир, кстати, потому и выжил, что не утратил способности смеяться. Это общеизвестно.
– Да я понимаю, но ситуация...
– не договорила она, вздохнув, и стала выбираться из машины.
Илья, закурив, проводил ее взглядом и ему до боли в который раз стало жалко эту хрупкую, но щедрую душой и сильную духом, девушку - с недавних пор его двоюродную сестру.
С первых же часов знакомства между ними установились глубоко доверительные и искренние отношения. Он помнил с каким затаенным страхом Наташа рассказывала ему о заплакавшей "Одигитрии" и с каким невыразимым восторгом - о любви к Сереже Астахову. Как переживала она разлуку с ним и как верила, что все для него закончится хорошо. И вот теперь его не стало. Словно злой рок преследует ее с самого рождения: сначала отец, потом мать, затем любимый...